KISS. Лицом к музыке: срывая маску

И мы незамедлительно вылетели в Нью-Йорк, чтобы записать Dressed to Kill. Это было в начале февраля 1975 года. И Нил поехал, потому что решил самостоятельно продюсировать альбом, без Ричи и Кенни в третий раз.

Некоторые песни мы с Джином сочиняли утром, а днем приходили Эйс с Питером их записывать. Запаса у нас не было почти никакого, только «She» и «Love Her All I Can», так что выбирать особо было не из чего. В дороге мы сочиняли очень мало. Когда ты стоишь перед выбором чем заняться: бренчать на гитарке, что-то сочиняя, или же жарить чувиху из «Курятничка», то ты колеблешься недолго.

Мои песни типа «Room Service» — это вообще практически дневник, именно такой жизнью я тогда и жил. Засунуть всем — это уже не было фантазией, как на первом альбоме. Жизнь в турне оказалась именно тем, о чем я фантазировал, и даже гораздо большим. Любые женщины текли рекой. Любые… Сами рады, сами с удовольствием, и не спрашивай, как зовут. Радость в голосе в «Room Service» совершенно реальная, настоящая — я праздновал эту нашу прекрасную жизнь. Я ею наслаждался.

«C’mon and Love Me» пришла ко мне дома вполне естественно — это просто поток мыслей.

Она танцовщица, чаровница,
Я Козерог, она под знаком Рака.
Мое фото видела в музыкальном журнале,
Встретив в жизни, сказала: «Ты мой»,
Дотронулась до бедер, сказала, что позволит…

Вот так писать, не думая, не оттачивая, — к этому невозможно возвращаться. Это письмо без правил, без размышлений, без доказательств и ответственности по отношению к кому-либо. Мне кажется, со временем ты становишься более техничным автором песен, но это совершенно не значит, что песни, которые ты теперь пишешь, выходят лучше. Да, это был наш третий альбом, но все три делались в течение примерно года, так что мы еще были вправе не знать правил и не разбирать тексты под микроскопом. Текст «C’mon and Love Me» создавал эффект этакого текущего ритма. Позже, став старше, я подобное написать уже не мог и не написал бы даже под дулом пистолета.

Один парень в студии, который работал с группой Bachman-Turner Overdrive, рассказал мне, что BTO в микс добавляют акустические гитары, чтобы электрические приобрели более индивидуальное звучание. Мы попробовали так сделать на записи песен «Room Service» и «Anything for My Baby» — тоже сыграв на акустических гитарах, чтобы появилась чистота и ясность. В действительности в тот момент мы просто хватались за любые соломинки — за все что угодно, лишь бы добиться желанного звучания. Казалось, это так просто — создать такой звук, который у нас в головах и на сцене!

Хотим одного: на концерте звучать как на альбоме!

А Нил не очень-то усердствовал. Он в основном сидел в комнате и старался изо всех сил не допустить, чтобы мы записали лишний дубль. Не потому, что он считал, что в первых дублях сохраняется некое особое настроение, а просто чтобы не тратить лишнее студийное время, сэкономить деньги и вообще сделать альбом как можно быстрее. Помню, сыграл я откровенно слабо, и реакция Нила: «Ага, нормально. Пойдет». «Нет уж, — возражаю. — Это точно надо переделать».

Весь альбом мы записали дней за десять — получился он минут на двадцать восемь. Большинство песен сильно короче трех минут. В оригинальном издании на виниле расстояние между дорожками очень широкое — так сделано просто для того, чтобы альбом казался длиннее, чем он есть на самом деле.

Примерно через две недели после окончания студийных сессий Casablanca напечатала тираж и выпустила альбом. Через несколько дней по выходе Dressed to Kill — 21 марта 1975 года — мы сыграли концерт-возвращение, наш камбэк на родину, в манхэттенском Beacon Theater. Менее чем за два месяца до того мы разогревали Jo Jo Gunne в Санта-Монике, после чего нам и сказали делать новый альбом, а теперь вот в Beacon Jo Jo Gunne разогревали нас.

Beacon для нас означал шаг наверх. Очень многие залы, в которых мы играли в первый год, были переделанными кинотеатрами или театрами-варьете. Например, Tower Theater в Филадельфии, Paramount в Портленде и Orpheum в Бостоне. Кстати, мой любимый Fillmore East, который к тому времени уже закрылся, тоже начинался как еврейский театр. Все это были отличные театральные помещения с великолепной акустикой, но по размеру — как половина Beacon. А Beacon настолько велик, что делавший наш концерт нью-йоркский промоутер Рон Делсенер согласился провести его, только если не должен будет выплатить аванс. Он не рассчитывал, что продаст столько билетов, чтобы покрыть гарантию. Но из касс билеты разобрали так быстро, что спрос можно было удовлетворить единственным способом: запланировать два концерта. В один вечер.