Мы себя продезинфицировали и явно теряли тот огонь, благодаря которому так далеко продвинулись. В Лос-Анджелесе мы остановились в отеле непосредственно напротив зала Forum, в котором играли. Я выглянул в окно, увидел очередь на концерт и покрылся холодным потом: там были почти сплошь семьи с маленькими детьми. Для нас — нехорошо: такая очередь обычно в цирк стоит. Но, правда, плюс в этом тоже был: я заметил много одиноких симпатичных мамочек. Можно приказать кому-нибудь из наших: «Мамочка-блондинка из третьего ряда», и ее с дитятей приглашали за кулисы, где малыша на время уводили на индивидуальную экскурсию… Но это все совсем не правильно, конечно.
Питер стал совсем неуправлялемым. Что бы мы ни делали — ему все всегда было не так. Если мы не будили его в свободный день, то он злился, что хотел в свободный день попутешествовать. Если в свободный день мы путешествовали, то он говорил, что хочет выспаться. Если он говорил, что за сценой слишком жарко, и мы включали кондиционер, он после его включения ныл, что мерзнет. Однажды он разбил кулаком зеркало, да так, что получил серьезный глубокий порез — пришлось оперировать и зашивать.
Для Питера стало обычным делом бросать барабанные палочки в меня, Джина или Эйса, если мы вставали перед его барабанами, при том что барабаны-то его стояли на подиуме, то есть публика Питера по-любому видела.
Но вот однажды в декабре 1979 года Питер принял перед концертом наркотики и играл совсем отвратительно. Когда я повернулся и сделал ему знак, что темп у него совсем съехал, то он начал замедлять темп, а потом разгонять его снова — со зла, ясно дело. Вот здесь он перешел черту. Одно дело — саботировать вне сцены, чем он занимался долго и много, видит бог. Но здесь другое, здесь — публика, поклонники, которые заплатили деньги за то, чтобы послушать нас.
Сразу после концерта мы с Джином и Эйсом обсудили инцидент. Такое предательство нас поразило. Неписаное правило гласило: все дерьмо оставь в гримерке; что бы там ни было, когда мы на сцене, мы — группа. Сцена — это святое. Намеренный саботаж на сцене во время концерта — это со стороны Питера было совершенно откровенным предательством.
И мы решили, что Питеру надо уйти.
Эйс сейчас волен говорить все, что ему угодно, но он безо всякого давления проголосовал за увольнение Питера. И то, что он так проголосовал, делает ему честь. Что касается моего голоса, то решение не было ни холодным, ни просчитанным — тут просто встал вопрос выживания. Я что, должен был позволить его наркоте утопить всю группу и самому с ней сгинуть? Да ни в жизни. И Джин тоже так считал.
Мы позвали Билла и сообщили ему, что нужно избавиться от Питера. И еще: надо отменить все оставшиеся концерты и возвращаться домой. Ну а как еще, что делать? Биллу снова удалось все сгладить — он убедил нас взять паузу, не принимать поспешного решения прямо сейчас и продолжить тур с Питером, поскольку все равно осталось отыграть пару концертов. Питер, понятное дело, и не чуял приближения поезда, который его вот-вот собьет.
Сразу по окончании тура, в середине декабря 1979 года, Питер женился во второй раз — на Дебре Дженсен, модели
В начале 1980 года Билл обязан был донести до Питера новость о том, что он больше с нами не играет. Вместо этого Билл снова ухитрился убедить нас троих дать Питеру второй шанс. Так что принятое решение мы опять не привели в исполнение, и через несколько месяцев — мы все равно в этот промежуток времени не выступали, а записывали
Я шепчу Джину на ухо: «Мы что, в передаче “Вас снимает скрытая камера”?»
Питер сел за барабаны, поставил ноты на пюпитр и… поглядел в них какое-то время. А я бы хотел вам сейчас напомнить, что на той репетиции игрался
У меня такое кредо: если кто-то тонет — спасай, но если он и тебя тянет на дно — бросай. А тогда именно это и происходило. Все разговоры, советы, помощь ему — все было впустую, тупик для нас для всех.