Да. Ну, интересно, что, когда я убедился в том, что мы не сможем выиграть вьетнамскую войну таким путем, как мы собирались это сделать, я, по собственной инициативе, в составе международных исследовательских неправительственных групп отправился в разные восточноевропейские исследовательские центры, чтобы посмотреть, что они думали относительно урегулирования путем переговоров. В ходе тех дискуссий оказалось, что в Чехословакии, к примеру, они были в ужасе от перспективы улучшения китайско-американских отношений, потому что они считали, что это привело бы к подавлению Советским Союзом Восточной Европы.
Отсюда, таким образом, когда я поступил на работу в правительство, эти размышления укоренились в моем собственном подходе.
Теоретически я думал, что да, это возможно. Я уяснил, что имеется некоторая основа для этого. Но я не знал достаточно о Мао, честно говоря. Я руководствовался общепринятыми истинами. Когда Уинстон и я уже находились по пути в Китай, ЦРУ опубликовало исследование по Китаю, в котором были перечислены все причины того, почему Китай мог бы двинуться навстречу Соединенным Штатам, однако отмечалось, что ни одна из них не станет действовать, пока Мао остается жив.
На самом деле очень важно понять в политике Никсона, что все это время мы курсировали в условиях потенциальных катастроф. Я имею в виду, предположив, что они выставят меня в Китае и скажут, что американцы пришли сдаваться, или откажутся от своих заявлений. Никсон был бы уничтожен. Он попал бы в западню. Какими бы ни были его выражения, он оставался очень спокойным в отношении сохранения американской позиции перед лицом возникавших трудностей.
Мы уезжали в июле 1971 года, и Никсон не говорил нам на прощание: «Будьте теперь очень осторожными». Когда мы уезжали, он сказал нам: «Сделайте это». У меня не было никаких возможностей связи с ним, пока я находился в Китае.
Мы не могли связаться с Никсоном. Я не думаю, что мы могли бы связаться с ним даже по обычному телефону. У них не было на это технических средств.
Если вы посмотрите на стенограмму нашего разговора в первые два дня, то Чжоу Эньлай и я звучим как два вузовских профессора, обсуждающие природу международной системы.
Так, вечером в субботу у нас оставалось около 12 часов. Встреча закончилась, потому что Чжоу надо было идти на официальный обед. Я сказал: «Как мы проведем вечер?» А он сказал: «Прежде всего надо будет что-то сказать об этом визите».
Я сказал: «О каком визите?»
Он ответил: «Относительно обоих визитов».
Итак, тогда мы поняли, что собираемся получить приглашение для президента. Но затем Чжоу исчез, а мы должны были заниматься выработкой текста.