Киссинджер о Киссинджере

Подобно всем устным историям, эта работа освещает события только с одной точки зрения. Сам Киссинджер написал несколько книг, всесторонне освещающих этот период. Никсон много писал после завершения президентства. В архивах имеется много памятных записок, протоколов встреч и записанных бесед, с многих из которых недавно был снят гриф секретности. Историки и журналисты исписали бессчетное количество страниц по этому периоду. Имеются десятки длинных биографий Никсона и Киссинджера, как хвалебных, так и критических.

Хотя на этих страницах много свежего материала, его цель состоит не в том, чтобы конкурировать с ранними работами. Вместо этого мы приводим читателя в комнату вместе с нами, чтобы послушать самого Киссинджера: его собственные слова, сказанные четыре десятилетия спустя, – мотивировки и решения по поводу некоторых из главных проблем той эпохи. Тут дается возможность послушать, как высокопоставленные государственные деятели нашей страны размышляют над более широкими концептуальными темами.

Мы проделали все это с упором на историю и для более молодого поколения. Мы уже деды и прадеды, и мы считаем эти события древней историей с учетом прошедших тысячелетий и, более того, просто старыми книгами, пылящимися на полке, просто сносками к их собственной занятой жизни.

Для меня те времена были всепоглощающими. Этот проект дал мне возможность самому немного поразмышлять.

* * *

«Агония и экстаз». Таков итог моей одиссеи с Генри. Какими бы ни были мои периодические муки, я всегда разделял мнение Альбера Камю: «Одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека». Я в большом долгу перед Генри не только за открывшиеся виды, но и за само карабканье вверх.

Пространство и масштаб ограничивают меня несколькими штрихами.

Развивая мои перспективы и возможности, он также развивал мое терпение и укреплял мои нервы. Дразня меня фразой: «Это самое лучшее, на что ты способен?», с лукавой улыбкой, еще до того, как фактически прочитал мои материалы. Он с презрением относился к сюсюканью с целью поддержки. Звонил по воскресеньям, чтобы потребовать работы над речью, как раз когда футболисты «Вашингтон Редскинз» начинали свою игру. Отвергал мой вариант проекта «Белой книги» по Камбодже на 40 страниц за два дня до крайнего срока, определенного президентом. Работа 80 часов в неделю, без праздников, дней рождения и юбилеев.

И да, Генри был склонен к вспышкам гнева в отношении своих сотрудников. Но, учитывая серьезность и важность событий, это было вполне понятно. Более того, он обычно находил способ вернуться к старой истории с робким жестом, чтобы загладить свою вину.

Короче говоря, крики Генри превосходили его истинную степень раздражения.

За маской Генри скрывался великодушный нрав. Он был не только моим наставником и мучителем, но и дорогим другом.

Генри страдал. Те, кто со всем соглашаются, настоящие глупцы: он выбрал меня своим специальным помощником, прочтя несколько моих документов, в которых ставится под сомнение политика, которую президент и он проводили. Затем Генри защитил меня от президентского гнева из-за моего первого самостоятельного всеобъемлющего доклада по Лаосу.