Киссинджер о Киссинджере

Поэтому к какому-то моменту мы не только достигли уровня, но и значительно превзошли в отношении Израиля тот уровень, который когда-либо поддерживали Советы в отношении своих союзников.

А затем должно было быть найдено дипломатическое решение – сначала между нами и Советским Союзом, а затем с нами, как посредниками между Израилем и арабскими государствами, и мы в конце той войны стали участниками переговоров о прекращении огня.

Мы подготовили три соглашения между арабами и Израилем: два с Египтом и одно с Сирией за полтора года. Это получилось не из-за опыта ведения переговоров. Каковы бы ни были навыки ведения переговоров, они стали возможны благодаря тому, что мы сформировали стратегическую ситуацию, когда все стороны на Ближнем Востоке, если они хотели достичь своих целей, должны были иметь дело именно с нами.

Особенность наследия Никсона. Когда он приступил к работе, доверие к США за рубежом или понимание того, что США могут сделать что-то активное или решительное, было слабым из-за нашей занятости Вьетнамом. Настроение американского народа было довольно мрачным, и независимо от того, что происходило с проблемой Вьетнама, в лучшем случае оно оставалось неоднозначным.

Тем не менее к тому времени, когда Никсон ушел, после значительных инициатив, о которых мы только что говорили, мне кажется, что одним из его самых замечательных достижений стало изменение настроения американского народа. В частности, его уверенность в себе в том, что мы можем сделать на мировой арене, а также повышение доверия к США за рубежом относительно того, что их дипломатия теперь снова стала более свободной и динамичной. Вы согласны с этим?

Да, так и было. Это все случилось в конце ошеломляющих побед в войне. Но на самом деле такое редко случалось в дипломатической сфере, когда более или менее равные страны имели дело друг с другом, а Соединенные Штаты занимали ключевые позиции и были в состоянии постоянно влиять на их действия. Это было результатом упора, который был сделан на разработке стратегического плана.

Например, как мы уже обсуждали, через полгода после прихода Никсона к власти произошло несколько пограничных столкновений между советскими и китайскими вооруженными силами, и мы проанализировали их, сначала подумав, что китайцы были более радикальными и, следовательно, наиболее вероятными агрессорами. Затем мы убедились, что в этот период наиболее вероятными агрессорами были Советы.

Таким образом, вопрос состоял в том, что Америка может сделать? У нас не было дипломатических отношений. Мы еще даже не вступили в контакт с Китаем; несмотря на то, что мы пытались, нам это не удалось. Поэтому мы решили, что если ты не знаешь, что делать в какой-то ситуации, то поддержите слабого против сильного, потому что вы не хотите поощрять агрессию.

Состоялась встреча на уровне кабинета министров, когда Никсон объявил этот принцип. Он сказал, что, если бы Советский Союз напал на Китай, с которым у нас не было дипломатических отношений или контактов, нам стоило бы склоняться к Китаю, потому что мы не хотели, чтобы Советский Союз стал абсолютно господствующей страной.

Я не могу сказать, что каждый наш коллега был без ума от этой идеи, но любой президент, который знает, что он хочет, обычно добивается своего. И тогда советского нападения не произошло, но мы вели себя так и передавали через послания и публичные заявления, что было принято общее решение двигаться в сторону Китая.

Когда рассматриваешь китайско-советский пограничный конфликт 1969 года, возникает вопрос: почему Никсон, так или иначе, хочет вмешаться? Почему бы просто не проигнорировать его? В конце концов, это был советский мир, коммунистический мир.

У нас не было особого интереса к пограничному спору, но мы были заинтересованы в том, чтобы помешать Советскому Союзу после оккупации Чехословакии преуспеть в доминировании над Китаем. Если бы это произошло, Советы могли бы занять доминирующее положение просто военными угрозами.