Кит на заклание

Однако сделать это было не так-то просто. Телефонная связь Бюржо с внешним миром состояла в то время из сложной системы радиопередатчиков и микроволновых трансляционных установок, причем многочисленные звенья этой цепи были далеко не совершенны. Для того чтобы дозвониться до нужного абонента в «большом» мире, требовались многочасовые героические усилия, но и это еще не гарантировало даже мало-мальски приемлемой слышимости. Я не любил черный аппарат, висевший у нас на стене, не доверял ему и считал, что он существует только на случай крайней необходимости. Но как раз такой случай теперь и настал.

Прежде всего я бросился звонить в Федеральное бюро рыболовства, находящееся в столице Ньюфаундленда Сент-Джонсе. Ценой величайшего напряжения голосовых связок мне удалось изложить суть дела, и тогда тамошний старший биолог терпеливо, точно он говорил с любознательным, но несведущим ребенком, объяснил мне, что его отдел занимается только рыбами, а киты, видите ли, млекопитающие.

Проклиная этого бюрократа, я три часа подряд пытался дозвониться в Центральную станцию по рыбоводству, расположенную под Монреалем. Директор, с которым мне наконец удалось связаться, выразил мне сочувствие, но помог не больше, чем его сент-джонский коллега. Оказалось, что их специалист по китам послан в командировку в США — изучать скелеты в музеях. Не могло быть и речи о том, чтобы оторвать его от этого занятия ради наблюдений за живым китом-полосатиком в Бюржо.

Стояла глубокая ночь. Мною начало овладевать сознание моей беспомощности и, кроме того, ощущение некоторой нереальности происходящего. Трудно было поверить, что мир науки может равнодушно пройти мимо уникальной возможности хотя бы отчасти проникнуть в тайны одного из самых удивительных существ, когда-либо живших на Земле.

Чувствуя, как подступает отчаяние, я стал звонить Джеку Мак-Клеланду, моему издателю и старому, испытанному другу, жившему в Торонто. Джек безропотно встал с постели и несколько часов подряд провел у телефона, пытаясь заинтересовать зоологов в разных уголках Канады. Чаще всего поднятые среди ночи ученые не скрывали своего раздражения; никому из них не было дела до финвала, пойманного в Бюржо. Один видный китолог из Британской Колумбии вежливо выслушал Джека, а потом прочел ему небольшую лекцию.

Финвалы, сказал он, не едят сельдь. Они питаются исключительно планктоном. Поэтому, даже если я действительно поймал финвала, я не сумею его прокормить. Однако кормить подобного пленника совершенно ни к чему, так как финвал может прожить полгода, питаясь запасами подкожного жира. Далее: здоровый финвал никогда не приближается к берегу, и, следовательно, если кит в Бюржо в самом деле финвал, то он болен или умирает. Поскольку китологи исследовали уже довольно значительное количество мертвых финвалов, то еще одна туша не представляет большого научного интереса. Он посоветовал Джеку выбросить мою затею из головы.

В субботу рано утром, когда я завтракал, Джек позвонил и сообщил мне о малоутешительных результатах своих попыток. Однако сдаваться он пока не собирался.

— Раз ты говоришь, что у тебя на руках восьмидесятитонный кит, я тебе верю. Боюсь только, что немногие поверят мне. Но ты не волнуйся. Занимайся проблемой кормежки, а я буду теребить этих идиотов до тех пор, пока кто-нибудь из них не соизволит заняться твоим китом.

В субботу снова поднялась пурга. Поход в Олдриджскую заводь пришлось отложить до наступления более сносной погоды, и я весь день ходил из угла в угол, составляя разные планы спасения китихи. Надо было обдумать и мои конечные цели. Допустим, я найду способ кормить китиху в заводи. Но ведь тогда свободы ей уже не видать; скорее всего, китиху станут использовать просто как приманку для туристов, и кто-то наживет на ней громадные деньги. Спасти животное только для того, чтобы отдать его на потеху цивилизованным дикарям, — что может быть отвратительнее! Однако голос подавали и чисто эгоистические соображения, и они заставляли меня колебаться. В конце концов, не каждому выпадает честь быть номинальным владельцем такого потрясающего зверя. Кто еще на земле имел когда-нибудь «ручного» финвала? И все же... и все же я понимал, что держать китиху в неволе не намного благороднее, чем использовать ее в качестве мишени.

В конце концов я решил, что не имею права ставить интересы человека (в том числе и свои собственные) выше интересов попавшего в беду животного. Единственное, что я мог сделать для своей китихи, — это постараться отпустить ее на свободу. Только так ее можно было спасти.

Приняв решение, я стал искать способ его осуществить. Исходя из картографических данных, моих дневниковых записей о погоде и кое-каких сведений, почерпнутых от братьев Ганн и других рыбаков, я заключил, что, когда китиха вошла в Олдриджскую заводь, преодолев пролив в южной ее части, воды в проливе было три метра и тридцать сантиметров. В учебнике по китологии говорилось (правда, без ссылок на точные измерения), что примерно столько и составляет осадка взрослого финвала, плывущего по поверхности.