Кит - рыба кусачая

Остров «Персидская княжна», если на него смотреть с высоты птичьего полета, можно принять за изумрудную овальную брошь, приколотую к серебристой груди Волги. Но, поскольку ни у Генки, ни тем более у Кита крыльев за спиной не оказалось, они увидели другое: опалово-песчаную кромку, фанерные будочки раздевалки и грибки с парусиновыми крышами да плотную стену ивняковых зарослей, переходящих в ветловый лес.

Пляж кишел купальщиками. Прямо рядом с пристанью, справа и слева от нее, на песчаном мелководье барахтались бесштанные купальщики — четырехлетние Олечки и Толички вместе со своими бомбообразными мамочками и подкрашенными бабулями.

— Здесь, — говорил Генка, забежав по колено в воду, — он стоял на носу струга, могучий и суровый, в красных сафьяновых сапожках и в алом кафтане. Руки у него были подняты над головой, а в руках... ОНА!.. Прекрасная персиянка. «Нас на бабу променял!» — кричит злой рыжий Филька. Он полулежит на корме на пушистом персидском ковре. «Бросай!» — орут хмельные казаки. «Бросай!» — подзадоривает Филька. Атаман сплевывает в воду и... все!.. И баста!.. Чернокосая красавица два раза взмахивает руками, — Генка показывает, как она ими взмахивает, — и скрывается под «набежавшею волной»! — Муха шлепается в воду.

— Балда! — хохочет Костя. — Хоть бы рубашку снял!

— Высохнет! — орет Генка на весь пляж и обдает Кита каскадом брызг. Костя отбегает от берега подальше.

— Где купаться-то будем? Здесь?

— Что ты! Пойдем подальше, там поглубже. — Генка выжимает рубашку и брюки. — Сейчас мы их на кустиках развесим.

— Ген, а ты на кого хочешь учиться? — неожиданно спрашивает Костя. В голосе его необычное почтение. — Валяй на писателя, у тебя к вранью талант ого какой!..

— А что, возьму какую-нибудь козявку, поженю ее с жучком, поссорю с паучком и прославлюсь на весь мир! Скажи, разве это плохо?

— Ну, если и плохо, то не для тебя, а для юного читателя.

— Нет-нет, ты не смейся! А если я всерьез, думаешь, не выйдет, да? Ты, наверное, считаешь, что у меня силы воли не хватит? А я ее так развил!.. Так развил, что... — Генка на минуту задумался. Потом, решительно тряхнув лобастой головой, сказал: — Нож перочинный есть? Есть, я видел. Так вот, на — режь! — и протянул Киту дрожащую ладонь. — Режь, режь, я стерплю, словечка не пророню!

— Ну что ж... — Кит достал из кармана брюк складной рыбацкий ножик. Медленно раскрыл его, попробовал сверкающее лезвие на ноготь, тяжело вздохнул и, крепко сжав Генкину руку в запястье, сказал: — Держись, Генка!.. — И со свирепой гримасой на лице занес нож над головой: — Режу!..

— Ай! — заорал Муха благим матом. — Ой! — заверещал он, — йод!.. Дайте скорее йод!..

— Зачем тебе? — рассмеялся Костя.

— Умираю!.. От потери крови!.. От заражения!..

— Где кровь? У кого?

— Как у кого?! — Генка открыл глаза, — а разве ты...

— Как же... — подмигнул Кит, — оттяпал полруки и глазом не моргнул! Хватит, Генка, дурачиться, давай купаться! — И Костя, сбросив рубашку и брюки на песок, в тени от ивового кустика, ринулся в воду. Генка последовал его примеру.

Муха — пловец классный, это даже Петька Петух признает. Ныряет он не хуже баклана, а плавает, как утенок. Но рядом с Китом Генка и в плавании оказался бездарным, как топор. Костя держался на воде, кажется, еще свободнее, чем на земле. А по скорости плавания он мог бы соперничать с самим дельфином. Когда Кит шел кролем, возле его груди вскипали легкие буруны. Руки и ноги рыбацкого сына работали, как маленькие винты. Купальщики, особенно девчонки, невольно засмотрелись на него. В их глазах читалось неподдельное восхищение. Генка засек это и не без зависти бросил Киту:

— Кончай фигурять, давай полежим на песочке, а то... девчонки окосеют, ишь как пялятся!..

Кит смутился:

— Ну уж... скажешь тоже!.. — но из воды вылез.

Они улеглись под тенью грибка. Песок был мягкий и горячий, и Генка зарылся в него по шею. Костя, прикрыв глаза, задремал, а может быть, сделал вид, что дремлет.

Из воды вылезли две стройные девчушки. Они были в розовых резиновых шапочках и полосатых японских купальниках. Та, что была повыше и пополней, с синими смеющимися глазами, спросила Генку:

— Мальчик, вы не скажете, катера на пляж до которого часа ходят?

— До двадцати одного, — ответила Генкина голова, хитро прищурившись, — а что, уже вечер?

— Нет, — покраснела синеглазая. Но тут же как ни в чем не бывало продолжила: — Мальчик, а вы не скажете, какой фильм идет в «Октябре»?

— Мировецкий! — Муха в восторге вскочил и замахал руками, как ветряная мельница в девятибалльный шторм. — «Великолепная семерка!..»

Девчушки зажмурились, песок летел с Генкиных рук прямо им в лица.

— Прошу прощения, — сконфузился Муха.

— Ничего... бывает, — мило улыбнулась синеглазая. — Разрешите присесть?

— Конечно!.. Садитесь. — Генка, изображая благородного хозяина, даже шаркнул ножкой. — Сюда вот, в тень. Костя, подвинься!

Кит, кротко вздохнув, подвинулся. Синеглазая опустилась рядом.

— Садись, Таня, — пригласила она смуглую подружку.

— А мы не помешаем? — нерешительно спросила та.