Когда–то над могилой друга воскликнул горестно поэт:«Он умер! Караван Шахида покинул этот бренный свет».О смерть, великий караванщик, неведомы твои пути,Но своего коня, не дрогнув, я повернул тебе вослед.От Хорасана до Магриба я все пустыни пересек,Где солнце скалится, как череп, где миражи —как смертный бред.Но я искал не мудрость мира, не земли новые искал —Я знал, что всюду мир безумен, принявший дьявола завет.Я лишь одно понять стремился: зачем был ввергнут в этот мирТот, кто на все его соблазны с улыбкой молвил только: «Нет».Искал не золота, не славы, — искал я тех, кто духом чист,Отвергших заповедь Иблиса и давших верности обет.Я был к отчаянию близок, но на меня призрел АллахИ ввел меня в общину чистых, моим молениям в ответ.И мы пошли своим особым, с небес начертанным путем,Сопровождавшей верной смерти поодаль видя силуэт.Она нам путь пересекала — и сталь крошилась, скрежеща,И кровь, как будто выбив втулку, разбрызгивала винный цвет.Врагов разившие без счета, изнемогли мои друзья.Увы! К их праведным могилам теперь давно затерян след.И я один остался ныне, и ждет на перепутье смерть,Но я спокоен, в сердце спрятав последней храбрости секрет:Как в детстве ничего не зная, я в новый путь отсель пойду,Одно лишь пригодится знанье из собранных за столько лет, —О том, что я свой долг исполнил, как время выполнило свой,И караван Али Мансура покинул этот бренный свет.«Благодарю вас», — негромко промолвил Ага–хан, опуская руку, которой он прикрывал глаза во время моего чтения. «Вы позволите мне удалиться?» — спросил я. «Да, конечно», —
сказал Ага–хан. По его неуловимому знаку сзади послышался легкий шум открывающейся каменной двери. Я оглянулся. На пороге, почтительно склонив голову, стоял тот низарит, что привел меня сюда. «Завтра в это же время я жду вас», — произнес Ага–хан. Повернувшись к нему, я обнаружил, что волк уже исчез из залы таким же непонятным образом, как и появился. Поблагодарив гостеприимного хозяина, я возвратился в свои покои, где был уже накрыт стол: ароматный плов, фрукты, шербет. Насытившись, я раскинулся на подушках и, глядя в потолок, украшенный арабской вязью — аятами из Корана, погрузился в размышления, покуривая кальян.