Китай при Мао. Революция, пущенная под откос

По мере продвижения НОАК к окончательной победе подошло время КПК решить вопрос о том, где пройдут границы Китая. Давнюю историю имела проблема статуса Тибета, Синьцзяна и Монголии. В эпоху династии Мин – последнем периоде правления страной этническими ханьцами – Китай по площади был примерно на две трети меньше Китая, существовавшего к 1911 г. [Brook 2010: карта на с. 41]. Цин – последняя имперская династия Китая – представляла собой многонациональное государство, в котором заправляли этнические маньчжуры, атаковавшие в 1644 г. империю Мин со своих родных территорий – современного Северо-Восточного Китая (Маньчжурии). В начале 1700-х гг. маньчжуры сильно расширили границы империи за счет военной экспансии, присоединив к государству неханьские народы Монголии, Синьцзяна и Тибета. Последние яростно сопротивлялись распространению влияния Китайской империи и регулярно бунтовали вплоть до падения династии Цин в 1911 г. [Rowe 2009: 71–78]. Указанные регионы сразу же заявили о своей независимости. СССР поддержал создание независимой Монголии в 1921 г. В 1924 г. в Монголии был установлен коммунистический режим. Страна стала государством-сателлитом СССР [Rossabi 2005: 30–31]. Националисты выступали резко против таких инициатив и отказывались признавать новое монгольское государство, отстаивая исторические границы империи Цин. Коммунисты, находясь в зависимости от финансовой и военной поддержки СССР, приняли новые реалии. Гоминьдан же лишь отказался от своих претензий на всю Монголию, подписав соглашение с СССР в августе 1945 г. В обмен националисты получили от СССР признание Чан Кайши в качестве легитимного главы Китая [Chen 2001: 27]. Таким образом, в пределах китайских границ осталась только Внутренняя Монголия.

Первоначально коммунисты исходили в своей позиции по вопросам оформления национальных границ Китая из поддержки чаяний крупных неханьских народностей. Вплоть до 1940-х гг. КПК заявляла, что Синьцзян, Монголия и Тибет сначала получат «полную автономию», а потом, в духе принципа «национального самоопределения», примут решение, следует ли им вступать в федерацию с Китаем и ханьцами. КПК прикладывала усилия, чтобы отмежеваться в этом вопросе от «реакционных сил», в частности, от Гоминьдана во главе с Чан Кайши. Со слов коммунистов, курс националистов на «единство пяти национальностей» был лишь попыткой «скрыть собственную политику национального притеснения». В официальном заявлении от 1932 г. КПК указывает, что партия «признает право на национальное самоопределение всех национальных меньшинств, в том числе право на самоопределение вплоть до отделения от Китая». Официальные документы 1930-х гг. выступают за тибетский сепаратизм как «движение за национальное освобождение», которое устранит как британское (индийское), так и китайское господство над Тибетом [Chen 2007: 131–132; Westad 2003: 118–119]. В указанных формулировках между словами «Китай» и «ханьцы» ставился знак равенства при очевидном признании прав иных крупных национальностей самостоятельно определять свое политическое будущее.

Эта позиция была кардинальным образом пересмотрена в 1949 г. и уступила место планам по строительству социалистического государства, олицетворяемого «единством пяти национальностей»: ханьцев, хуэйцев (этнических ханьцев-мусульман), тибетцев, уйгуров Синьцзяна и монголов. Это была все та же старая формула Гоминьдана, которую КПК отрицала как реакционное прикрытие национального притеснения. В беседах с представителем Сталина в январе 1949 г. Мао обозначил новый подход: социалистическое государство призвано освободить национальные меньшинства от феодального гнета [Chen 2007: 132–133; Westad 2003: 234–235][31].