Китай, Россия и Всечеловек

Если нет ничего святого, значит, все дозволено. Уже в те времена знали, насколько опасна вседозволенность. Отсутствие благоговения перед высоким Умом, надругательство над прошлым, осквернение святынь – начало всех бед. Человека может привести на грань исчезновения исчезновение чувства святости. («Бог умер», – изрек в отчаянии Ницше, другие приняли к сведению – и последовала расплата за отпадение от Бога, и не могла не последовать. Вместе с храмами Россия разрушила Основу и имеет то, что имеет.) «Не зная воли Неба, не станешь истинным человеком» (Лунь-юй, 20, 3). Собственно, разница в том и заключается, что один слышит голос Неба, ощущает присутствие Божественного, другой не видит Неба, потому спешит поудобнее устроиться на земле, но что-то этому мешает. Для пушкинского Сальери «Нет правды на земле. Но правды нет и выше». Для него – нет, и ему невыносима мысль, что для кого-то есть эта правда – для Богом отмеченного. И пусть эта дистанция трагичнее в западном мире, между богоизбранником и ремесленником, но суть одна: ограниченность не вмещает в себя безграничное, оттого страдает от самонаказания: «его неправда обращается ему в казнь».

В отличие от сяожэня, цзюньцзы, следуя Срединному Пути или воле Неба, «идет вверх», к Благу, к совершенному порядку, и ведет за собой других. Одно инь, одно ян не противостоят, не могут противоборствовать, ибо нет инь без ян и ян без инь, они живут в согласии, не навязывая ничего от себя. Дао самоестественно ведет к Добру. «Поэтому совершенномудрый пребывает в Постоянстве, делает добро, спасает людей, не пренебрегает ими. Пребывая в Постоянстве, делая добро, спасает все существа, не отбрасывает их. Это называется Просветленностью»; «Добрым делаю добро и недобрым делаю добро, благодаря Дэ доброты. Искренним верю и неискренним верю, благодаря Дэ искренности» (Дао дэ цзин, 27, 49).

«Цзюньцзы идет вверх, сяожэнь идет вниз» (Лунь-юй, 14, 23). Сяожэнь, думая о выгоде, ради которой готов на все, опускается и тянет за собой других, с которыми связан круговой порукой. Конфуций недаром столько внимания уделил мелкому человеку, антиподу цзюньцзы, видя угрозу Поднебесной. Если говорить на языке нашей традиции, то цзюньцзы – орудие Бога, а сяожэнь – Дьявола. Естественно, сяожэнь не народ. О народе мудрецы говорят с почтением: «У совершенномудрого нет неизменного сердца. Сердце народа и есть его сердце… Он без остатка отдает свое сердце Поднебесной. Он весь сосредоточен на народе. Они для него как младенцы» (Дао дэ цзин, 49). Сяожэнь не народ, но некая порча в народе, некая стихия, которая, если дать ей волю, может все смести, опустошить. Это особенно ощутимо в XX веке – стихийный бунт, как черная дыра, втягивает в себя все живое.

Конфуций более всего радел о человеке: «все близки по природе», но «люди, идущие разными путями, не могут встретиться» (15, 39). Цзюньцзы, «утвердившись в Основе, обретает Путь», ибо укоренен в Бытии; сяожэнь, напротив, не укоренен в Бытии, создавая мнимости, фиктивный мир, втягивает в майю. Групповая, ведомственная логика разрывает мир на части, по своему подобию. Даже объединяясь с другими, сяожэнь думает только о себе, о своем частном интересе и не думает об общем, ибо не видит его и не осознает высшего смысла Целого. Непробужденный человек все превращает в свою противоположность: истину в ложь, добро в зло, семейный союз в семейную драму, труд, возвышающий душу и тело, в труд, разрушающий то и другое, ибо лишь Труд в духе благодатен. Но тот, кто нарушает Путь, закон Эволюции, мешая Преображению, отторгается как инородное тело. Ничто не стоит на месте, и кто не восходит, тот нисходит. Потому Первоучитель ведет речь о преодолении человеком своего ничтожества. Но преодолеть невозможно, не имея образца, ниспосланного Небом.

Целый человек

Существовали ли в действительности совершенномудрые, к которым обращается Конфуций? Если существовали, то могут существовать и впредь – «возвращение к истоку есть свойство Дао». Что откуда появляется, то туда и возвращается, и если первочеловек, по христианскому учению, был бессмертным, то вернется в бессмертие, если искупит свою вину, свое неверие. Так или иначе, появляется насущная потребность заглянуть в себя, вспомнить о том, что когда-то знала наша душа, но забыла в потоке современной жизни.