Китай, Россия и Всечеловек

Человек истинный и кажущийся. Пожалуй, главное, над чем размышлял Конфуций и что хотел передать потомкам, судя по «Беседам» с учениками («Лунь юй»), так это мысли о двух типах человека. Один – истинный, к нему относятся цзюньцзы. Другой – неистинный, кажущийся, к нему относится сяожэнь. Слово цзюньцзы переводят по-разному, чаще всего – «благородный муж». Сяожэнь буквально «маленький человек», в смысле мелкий, ничтожный. Он может достигать высот власти, но оставаться ничтожеством. (Как во времена Конфуция, когда правители опасались брать на службу талантливых людей, думая не об Истине, а о выгоде и лишь с виду придерживаясь Ритуала (Ли), традиции, завещанной предками.) Сяожэнь – непробужденный человек, в нем мало истинно человеческого, можно сказать, недочеловек, в котором не проявлена человеческая сущность, благая природа, изначально присущая всем: «Все близки по природе (син), далеки по привычкам (воспитанию, наклонностям)» (Лунь юй, XVII, 2).

Антиномия истинного и неистинного человека проходит через многие древнекитайские тексты, но Конфуция она особенно занимала. Видимо, в человеке он видел разгадку сущего. По крайней мере, вокруг человека все его мысли. Он озадачен несоответствием обычного человека его изначальному, небесному образцу. Не потому ли, что это несоответствие нарушает мировой порядок – Дао, а это ведет ко всеобщему упадку? Если падают нравы, все начинает рушиться. Отступление от Пути всегда кончается крахом, реакцией Космоса на беспутную жизнь людей, и в восточной, и в западной традиции. Вспомним «Исповедь» Бл. Августина: «Ты повелел ведь – и так и есть, – чтобы всякая неупорядоченная душа сама в себе несла свое наказание». Или его же – «наказание каждому человеку вытекает из его греха: его неправда обращается ему в казнь» (На псалмы, 7, 16).

Кто не восходит, тот нисходит. Человек может быть человеком только с виду, говорится в древнекитайских текстах, на самом деле ничем не отличаться от животного. И в христианской традиции – «Человека, который не понимает своего достоинства, можно сравнить со скотиной бессмысленной и уподобить ей» (Пс. 48, 21). Чувство достоинства – неотъемлемая черта истинного человека: «Цзюньцзы держится с достоинством, но не кичлив. Сяожэнь кичлив, но не имеет достоинства» (Лунь юй, XIII, 26). Человек – мера всех вещей, каков человек, таков и мир, чтобы не ввергнуть существующее в пучину бедствий, человек должен прозреть. Конфуций помогает ему в этом, показывая, каким Небо предопределило ему быть и каким он в действительности является. Потому и сосредоточился на двух натурах, на двух типах поведения: как в разных жизненных ситуациях ведет себя тот и другой; на светлом фоне заметнее темные пятна. В наш век понимание этой разницы трудно переоценить. Без осознания мотивов поведения, порой неизменных на протяжении веков, невозможно понять, на чем зациклилось человечество, почему не вырвется из замкнутого круга, не перейдет в человеческую фазу существования, в новый зон, как предрекали мудрецы христианского Запада и буддийско-конфуцианского Востока. «Впрочем, мы, по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда» (2 Петр., 3, 13). Для того наставляли: «Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего» (Рим., 12, 2).

Задача трудная, но от ее решения зависит, быть или не быть человеку на земле; иначе все теряет смысл, онтологическое оправдание. Все мировые религии, традиционные учения, выдержавшие испытания временем, признают конечной целью Спасение человека, а вслед за ним – всей твари; восхождение к истинному Бытию через освобождение от земной греховности, хотя и выражают эту веру по-разному. Вырвется ли человек из падшего состояния или сам себя низринет в Тартар? «Человек – это животное, призванное стать

Богом», – по словам св. Василия Великого. Если он не стремится стать Богом, значит, ему не выйти из животного состояния. Но «человек хуже животного, когда он становится животным» (Тагор). Нарушая меру, кажущийся человек погибает.