Китай, Россия и Всечеловек

Тезис Гераклита «Все течет, все изменяется» Аристотель подверг сомнению: «Если же все движется, то никакое утверждение не будет истинным» (с. 211). Вместе с тем Аристотель возражает против апейрона Анаксимандра, имея в виду конечность сущего: «Некоторые считают таким (единым и простым началом) бесконечное, а не воздух или воду, чтобы все прочее не уничтожалось от их бесконечности, так как (эти элементы) противоположны, например, воздух холоден, вода влажна, огонь горяч. Если бы один из них был бесконечным, все остальные были бы уничтожены» (Физика, 3, 5).

Так Аристотель положил начало закону исключенного третьего: «Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении… это, конечно, самое достоверное из всех начал» (Метафизика, 3, 3). Насколько это утверждение противоположно буддийской логике, позволяют судить сутры: «И все же, Махамати, что значит недуальность? – спрашивает Будда ученика. – Это значит, что свет и тень, длинное и короткое, черное и белое – суть относительные названия, Махамати, они зависимы друг от друга, как Нирвана и Сансара. Все вещи нераздельны, одного нет без другого» (Ланкаватара сутра, 3, 3). Согласно адвайте, абсолютной недвойственности, всякое противопоставление есть следствие неразвитого ума, неведения (авидья). Высшее «Я» – Атман самотождественен и един с Брахманом.

Карл Густав Юнг резонно не соглашается с теми, кто, опираясь на идею «не-я» – анатмана, отрицает признание души в буддизме. «Душа приобретает абсолютную важность: она – это все наполняющее собой Дыхание, сущность Будды; она есть Дух Будды, Единое, Дхармакая. Все существующее происходит из нее, и все отдельные формы растворяются обратно в ней. Это и есть основное психологическое предубеждение, которое пропитывает все существо восточного человека, просачивается во все его мысли, чувства и действия независимо от того, какую веру он исповедует». [540]

Конечно, это не совсем то, что имеют в виду под душой в христианском мире, но едино поле духовной энергии, формы различны. Как сказано в Сутре сердца: «Форма и есть содержание. Содержание и есть Форма». А словами Чжуан-цы: «Разделение без отделения и есть Жизнь»; «В разделении есть нераздельное, в споре есть бесспорное… Те, кто спорит, нарушает Путь. Путь не может быть назван. Великий спор бессловесен» (гл. 2). (Вместе с тем на споры, пустые разговоры в России уходит большая часть энергии, хотя было время убедиться, что в споре не рождается Истина.)

Закон «исключенного третьего» (существование одного за счет другого) предопределил образ мышления в западной эйкумене на многие века: «или то, или это» – третьего не дано. Еще Филон Александрийский выступил против тезиса Аристотеля, из которого следовало, что «Бог мертв». (Отсюда и трагическое мироощущение Ницше, приведшее к помрачению ума.) Нет ничего святого, есть лишь двоица, обреченная на борьбу. Симпликий, комментируя «Физику», добавляет: «Для натурфилософов школы Гераклита, исходивших из непрерывного потока становления и из того, что все телесное находится в процессе возникновения и исчезновения, но никогда не обладает истинным бытием, естественно утверждать, что „всегда все течет“ и что „дважды нельзя вступить в ту же самую реку“… В этом случае тоже нельзя было бы говорить о „сущем“ в собственном смысле, но лишь о возникающем и уничтожающемся в силу непрерывного потока» (с. 212). Если «все течет», если нет восхождения к Постоянству, на которое полагались китайские мудрецы, то нет опоры для души, Основы для восхождения.

Привычка противопоставлять одно другому – или то, или это – сохранялась во все времена. В XII веке в сочинении французского логика П. Абеляра «Да или нет» к Истине приводит столкновение мнений. Разве что Лейбниц усомнился в достоверности эмпирической реальности, провоцирующей на борьбу, но не был уверен, что современники поймут его. Лейбниц говорил о двух истинах, истине разума и истине факта. Истина разума абсолютна, не знает противоположности. Истины факта случайны, предполагают противоположное (Монадология, 33). Чистыми эмпириками он называл животных, которые опираются только на опыт. Души отражают мир тварный, а духи – само Божество, Творца природы. Всякий дух в своей области есть как бы малое божество, способное, уподобляясь Творцу, познавать систему Вселенной (Монадология, 83).