Китай, Россия и Всечеловек

Но если Перемены сами по себе ведут к лучшему порядку, то не нужно мудрствовать, а нужно лишь вверить себя Пути:

«Учитель сказал: «Зачем Поднебесной размышления?!

Разные Пути ведут к Одному.

Многие размышления возвращают к Единому.

Зачем Поднебесной Размышления?!

Солнце заходит, Луна восходит. Луна восходит, Солнце

заходит. Солнце и луна двигают друг друга, и рождается

Свет… Чему должно прийти, приходит. Тому нужно довериться.

Доверие и терпение рождают Благо»

(Сицычжуань, 2, 5).

Если Перемены заданы, то человеку разумно следовать им, взяв за образец Недеяние (Увэй). Но это не бездействие, не пассивное отношение к происходящему, а действие согласуемое с Путем, что предполагает со-участие, причастность к событиям. [76] Потому Лао-цзы и говорит: «Дао непрестанно осуществляет Недеяние, и нет того, что бы не свершалось». И дальше: «Небытие проникает везде и всюду. Вот почему есть польза от Недеяния. В Поднебесной нет ничего, что можно сравнить с учением без слов и пользой от Недеяния» (Дао дэ цзин, 37; 43). [77] Сам язык «Книги Перемен» афористичен – язык символа требует проницательного ума, способного расшифровать небесные знаки, чтобы избежать неверного шага, не попасть в беду. Сама недоговоренность, неоднозначность текста стимулирует встречную мысль, интуицию, способность резонировать на происходящее, следуя Срединным Путем. «Крайность к несчастью», – предупреждает И цзин.

Если Порядок задан, то человеку не нужно переустраивать мир, как полагали греки и их последователи, сотворившие техногенную цивилизацию. По учению китайских мудрецов, не Хаос, а Порядок лежит в Основе мира. Изначальной энергии (юань ци), Небесному Дао присущи Свет и Гармония, хаос же усугубляется неразумными людьми, нарушающими порядок Перемен. В китайском языке не было понятия «хаос», а было понятие смуты, беспорядка, производимых нерадивостью, своеволием людей. [78]

Если мир неупорядочен сам по себе, его должен упорядочить человек «разумный и деятельный», призванный переустроить мир. Человек этот, далекий от совершенства, возомнил себя центром Вселенной. Фактически он задумал сделать то, что приятели сотворили с Хунь-Дунь, то есть уподобить мир себе, приспособить его к своим нуждам, в соответствии со своим представлением о должном. И все пошло наперекосяк: средство и цель поменялись местами. [79] Это предвидели мудрейшие из философов и святые отцы. Плотин, Бог которого и есть Единое, узрел в двоице Пифагора первое различие и «дерзость», что стало причиной распадения Единого на множество; а так как ум отпал от Единого, отпала от ума и душа.

И св. Августин сокрушался: «Если бы Адам не отпал от Тебя, не излился бы из его чрева этот морской рассол, род человеческий, предельно любопытный, неистово надменный, неустойчиво шаткий» («Исповедь» Блаженного Августина, XIII, 20, 28). А в И цзине сказано: «В ян первично Одно, а двоица – вторична. Это Путь цзюньцзы (благородного человека). В Инь первична двоица, а Одно – вторично. Это Путь сяожэня (мелкого человека)» (Сицычжуань, 2, 4). (То есть потребность раздвоения, противостояния – признак неразвитого ума.)

Разница двух мировых Путей предустановлена законом Целого (функциональной асимметрией), но осуществление Пути зависит от человека, «меры вещей». Разделив мир на субъект, распорядителя, и объект, этому распорядителю подвластный, человек нарушил моральный Закон Пути. Создав великую науку и искусство, вознесли себя до Бога, поставив часть на место целого, устремились в беспредельное, забыв о необходимости обратного движения – во избежание односторонности. В результате попали в ловушку несовместимости свободы и необходимости.

И такие философы, как Шеллинг, признавали причину трагизма жизни в раздвоенности сущего, в «борьбе свободы в субъекте и необходимости объективного». Притом то и другое представлялось одновременно «победившими и побежденными – в совершенной неразличимости». Собственно, все видные философы последних веков озадачены прогрессирующим распадом, неустойчивостью мира, в который втянут и сам человек. Потому назвали сознание «несчастным», а самого человека отчужденным от Природы и от самого себя. И это предвидел св. Августин: Бог привел все к единому порядку. Этот порядок и делает из мира «единое целое» – universitas. Эту целостность человек «разрывает», предпочтя ей, из личной гордости и личных симпатий, «одну часть», «мнимое единство»: он, таким образом, ставит «часть» выше «целого»; достоинством, принадлежащим «целому», он облекает «часть». [80]