Крохотные лачуги пылают, как карточные домики. Не проходит и нескольких минут, как такой домик, после того как он вспыхнул, рушится. По охваченным огнем улицам мечутся растерянные люди, они пытаются что-то спасти из пламени, вытаскивают из-под развалин убитых, сгоревших, раненых. В центре поселка небольшой, покрытый плесенью пруд. Старый китаец с ведром в руках бежит к пруду и, зачерпнув воды, возвращается к пылающему дому, выплескивает в бушующее пламя эту горсточку воды. Он так носится взад и вперед до тех пор, пока домик не рушится, пламя прекращается, на земле тлеет груда пепла – весь домик состоял из бамбуковых палок, циновок и соломенной крыши, – и в эту тлеющую груду старик продолжает плескать воду, за которой он еще и еще раз бежит к пруду. <…>
Ночью в городе тревожная, напряженная тишина, нарушаемая только шумом, что доносится из порта. На территории французской концессии, огороженной колючей проволокой, мягко шуршат по асфальту лимузины европейцев. Из раскрытых окон ресторанов плывут мяукающие звуки джаза.
Французские солдаты в широченных беретах безмолвно сторожат покой и безопасность танцующих джентльменов. Черно-бархатное небо усыпано яркими звездами, и лишь краешек его вспыхивает отблесками пылающих кварталов китайской бедноты.
Наконец я оформил документы на право свободного проезда по всем шоссейным дорогам Китайской республики. В политуправлении военного комитета снова встретился с китайскими кинематографистами. Беседа проходила в кабинете заместителя начальника политуправления. Этот пост занимает товарищ Чжоу Эньлай – член Политбюро Китайской коммунистической партии.
Я показал подробный план предполагаемых съемок. Хочу заснять, помимо фронтовых боевых эпизодов, массовое движение в стране, деятельность общественных организаций, активную помощь крестьян армии в селах и деревнях, работу китайских женщин.
Военная обстановка меняется с каждым часом. В этом плане, составленном три дня тому назад, есть раздел «Оборона Уханя». Сейчас этот план устарел.
По-прежнему в ханькоуской прессе ни малейшего намека на предполагаемое оставление города, но операторы уже готовы к эвакуации, завтра покидают город, советуют уезжать и мне.
24 октября из Ханькоу были увезены последние партии раненых. Они прибывали в Ханькоу на пароходах. Дальше легкораненых отправляли пешком. Исхудавшие, с серыми от пережитых мучений лицами, они небольшими группами уходили из города. Тяжелораненых отправляли на грузовиках или на джонках и пароходах вверх по течению Янцзы. Многих раненых отправляли на мобилизованных для этого рикшах. Этим была закончена эвакуация города, методически осуществлявшаяся в течение многих недель. Однако самые широкие мероприятия правительства не могли обслужить сотни тысяч людей, стремящихся покинуть город. Днем и ночью по улицам Ханькоу текли людские реки, и поток увеличивался с каждым часом. Целый день 24-го японцы бомбят окраины города и дороги, по которым движутся потоки беженцев. Над улицами города совсем низко проносятся истребители.
Ночью в последний раз я проехал по опустевшей широкой набережной. Весь противоположный берег реки Янцзы охвачен заревом пожара. В воздухе пахнет гарью. Около здания политуправления на Тайпин-род стоит несколько грузовиков и легковых машин. При свете фар я увидел знакомых китайских журналистов.
Еще не рассвело. Мы едем по улицам города, освещаемым лишь отблесками пожарищ и ярким светом наших фар. Едем медленно, почти шагом, улицы заполнены нескончаемой лавиной людей, идущих в одном направлении – к окраинам. И даже сейчас, когда мы покидаем город и когда кажется, что вместе с нами уходит из города все живое, не хочется верить, что враг где-то близко, что через несколько дней он займет эти улицы.
На окраине часовой осмотрел наши документы, и мы, миновав последние дома, выехали на шоссе.
На шоссе прибавить скорость не удается. Мы уже давно покинули город, но все шоссе заполнено толпами беженцев, которых мы медленно обгоняем.
В районе Ханькоу река Янцзы разливается, образуя множество озер. Одно из них пересекает насыпная дамба, по которой проложена дорога. Мы выезжаем на эту дамбу, и вскоре нам кажется, что мы не в машине, а плывем на лодке. Узкая дорога, шириной в четыре метра, лишь на полметра выступает над поверхностью воды. Никаких ограждений по краям. Неосторожный поворот руля – и машина очутится в воде. Накануне прошел дождь, на грунтовой дороге машина скользит, приходится ехать очень медленно, напрягая все внимание.
…Мы едем уже несколько часов. Начинает светать. С востока подул ветер, и по озеру пошла небольшая волна. Там, где дамба закругляется, мы видим растянувшуюся вереницу медленно ползущих машин. С обеих сторон идут гуськом люди. Иногда мы обгоняем воинские части. На рикшах везут раненых. К каждому рикше прикомандирован боец, который помогает ему, подталкивая сзади коляску. Раненые или спят, или смотрят вокруг искаженным от боли взглядом.