Китай у русских писателей

Тай Лю с достоинством кивнул головой. Потом, оглядев озабоченно фанзу, он зажег масляный светильник. Но, видимо, не удовлетворившись освещением, он достал из маленького шкафчика медную, ярко начищенную керосиновую лампу и зажег ее. Потом он стал решительно раздеваться. И я увидел спину Тай Лю, покрытую черными глубокими рубцами, словно выжженную прикосновением раскаленной железной решетки. Хлопнув себя по спине ладонью, Тай Лю произнес хрипло:

– Гоминдан!

Потом Тай Лю скрылся за бамбуковой циновкой, разделявшей фанзу на две половины. Он появился снова из-за занавески, но в каком виде!

На голове у него были одновременно зимняя шапка и кепка. Он был одет в новый топорщащийся синий костюм, поверх которого был наброшен сатиновый халат, стеганный на вате. На ногах у него были новые резиновые тапочки, а в руках он держал коробку, где в мягкой стружке лежали желтые полуботинки. Сохраняя на своем лице торжественное выражение, Тай Лю неторопливо повернулся несколько раз, чтобы мы могли со всех сторон оглядеть его одежду. Потом он снова исчез за занавеской. Вернувшись обратно в прежнем своем виде, закурил трубку с длинным и тонким чубуком и, обратившись к Ля Миншэну, кивая на меня головой, сказал:

– Передай советскому почтенному гостю: я недавно чуть было не стал совсем богатым человеком. Если бы шоссе проходило немного правее, я получил бы за свой дом и за огород от государства кучу денег – столько, сколько получили мои соседи. Но счастье пришло ко мне с другой стороны. Скоро я перееду в рабочий поселок. На нашей фабрике построили дома из камня, и вода в них течет прямо в фанзе из железной трубы, и ее можно брать сколько угодно.

Потом Тай Лю повел нас в харчевню, расположенную у глиняного забора, и заказал пельмени с грибной и рыбной начинкой. Мы пили теплое, ароматное шаосинское вино из крохотных и тонких, как яичная скорлупа, чашечек, и Тай Лю рассказывал нам о том, какие необыкновенные машины установлены сейчас на его кожевенной фабрике. Он рассказывал, что работает сейчас на машине, которая за минуту шлифует буйволовую кожу, а раньше два самых сильных рабочих проделывали эту работу за четыре полных дня.

Мы возвращались обратно в город, когда огромная луна уже висела над старинными серыми его стенами. Улицы города были освещены разноцветными неоновыми огнями.

На площади, расположенной недалеко от башни, называемой «Башней преклонения перед культурой», сотни юношей и девушек играли в баскетбол (игру, так же распространенную в Китае, как у нас футбол), и музыканты подбадривали игроков звуками барабанов, медных труб и смычковых инструментов, похожих на зурну.

Огромный город, утопающий в зелени, был полон света, музыки, движения.

1951

С. Кожевников

Сибирский прозаик, публицист, журналист Савва Елеазарович Кожевников (1903–1962) с ноября 1953 по июль 1956 г. был в Китае корреспондентом московской «Литературной газеты», и его материалы часто появлялись на ее страницах, как, впрочем, и других советских периодических изданий. Часть его очерков и рассказов была собрана в книгах «Юй-гун передвигает горы». Репортаж из Китая (Новосибирск, 1956); «Ради этого стоит жить». Очерки. (М., 1958) и «У самого Желтого моря» (М., 1958). В 1946–1953 гг. Кожевников был главным редактором новосибирского журнала «Сибирские огни».

Там, где всегда весна

МЫ ЛЕТИМ НА ЮГО-ЗАПАД

От самого Пекина самолет пошел над горами. Бурые в начале пути, они стояли с поднятыми к небу острыми головами. Летчик был вынужден держать машину на высоте двух тысяч метров.

Китай – страна огромная. Даже ночь не может всю ее поглотить сразу. «Темно на востоке, – говорят китайцы, – так светится запад; на юге стемнело – так есть еще север». Создав, как говорили в старину, срединное государство, китайцы расселились на девяти с лишком миллионах квадратных километров. Три четверти этого пространства лежат на тысячу метров выше уровня моря. О Китае никогда нельзя было сказать, что здесь «даже самая земля считает высоту за дерзость».

Тень самолета перепрыгивала с одной острой вершины на другую, падала в ущелья, скользила по долинам и снова подымалась на острые зубцы. Так шли минуты, десятки минут. Одна сотня ли сменялась другой. И когда глаза уже смирялись с этим зубчатым пейзажем, вдруг горы потеряли вершины.

– Смотрите, – крикнул кто-то из русских пассажиров, – вершин-то больше нет, они словно срезаны!

– Не словно, а действительно срезаны, – возразил мой сосед по креслу, советский специалист, который уже не первый раз летел по этому маршруту. – Присмотритесь внимательнее.

Все прильнули к окнам. Под крылом самолета были уже новые горы, но тоже без вершин. На их огромных лысинах виднелись посевы, а по бокам гор, от подножий и доверху, поднимались лестницы, словно через горы переброшены эскалаторы метро. Такие лестницы мне уже доводилось видеть на горах Шаньдунского полуострова. Это – знаменитые террасы. Их создали крестьяне кирками, на бамбуковых коромыслах наносили на них землю и образовали поля для кукурузы, гаоляна, чумизы.