Итак, не говоря уже о развитии торговли с Китаем (куда русские сбывали преимущественно меха, добываемые в Сибири и в своих американских колониях, а затем и мануфактурные товары, получая взамен произведения Китая и ведя как отпускную, так и привозную торговлю без посредничества иностранцев), и спокойствие Сибири, и экономические расчеты побуждали нас сохранять дружеские отношения к Китаю и, имея в виду главный интерес, не придавать особого значения мелким придиркам китайских чиновников, истекавшим преимущественно из придаваемой ими слишком большой важности формализму и возникавшим большею частью из боязни ответственности второстепенных лиц, которые сами были стесняемы подозрительностью и придирчивостью пекинских мандаринов, особенно если были из монголов.
Между тем китайцы, ведя многовековую борьбу со среднеазиатскими номадами на северо-западной своей границе, дошли до мест, занимаемых ныне пограничными городами Чугучаком, Кульджею, Аксу и Кашгаром. В то же время и Россия занимала постепенно киргизскую степь, Зайсанский округ, Семиреченскую область и, наконец, Коканд. Все эти страны не принадлежали, конечно, Китаю, и потому занятие их в видах ограждения спокойствия в собственной нашей территории не имело никакого отношения к Китаю, а потому и не могло подать само по себе прямого повода к столкновению с Китаем; но, однако же, по своим последствиям сделало столкновения возможными, сделавши нас соседями с Китаем и с этой стороны на весьма большом протяжении. Прежняя наша граница с Китаем, кончавшаяся у Усть-Каменогорска и шедшая почти по прямому направлению по местам пустынным, поворотя к югу, пошла извилисто, ломаною линиею, и притом по местам населенным, и чрез то число точек соприкосновения с Китаем увеличилось, следовательно, увеличилось естественно и число случаев, подающих легко поводы к столкновению, тем более что новая граница проходила по таким местам, обладание которыми было одинаково важно для обоих государств, и в то же время разделяла такие племена, которые были сродственны и по происхождению, и по вере и чрез свои семейные дела и общие интересы и ссоры могли вовлекать в постоянные недоразумения и Китай, и Россию. Калмыки, киргизы, сарты, мусульмане и язычники, оказались частью в китайском, частью в русском подданстве. С одной стороны, вражда, выражаемая нескончаемыми барантами, с другой – убежище, доставляемое одноплеменникам и единоверцам, постоянно приводили к объяснениям, разборам жалоб и к неудовольствиям, возникавшим из этого между двумя правительствами.
Вследствие этих обстоятельств подготовились и возникли поводы к столкновению с Китаем и по среднеазиатской границе; но это, может быть, и не имело бы особенного значения при дружелюбном настроении обоих правительств, если бы в это время не произошло между тем одно событие, которое сразу изменило чувства и отношения Китая к России; мы разумеем – Амурское предприятие.
Здесь не место, да и нет надобности разбирать спорный вопрос о том, имели ли мы право занимать Амур или нет; здесь главное значение имеет то, как взглянули на это дело китайцы и как действовали мы при изменении отношений Китая к нам, которое неизбежно должно было совершиться вследствие занятия русскими Амура.
Мы просили позволения проплыть по Амуру для подания помощи Камчатке, или, выражаясь более осторожным дипломатическим языком, мы объясняли китайскому правительству необходимость этого действия – и затем поплыли. Но китайцы приняли просьбу о дозволении проплыть или даже простое объяснение, почему мы плывем, за признание их права на Амур (потому что нечего и спрашивать, когда не считают реку, по которой плывут, не принадлежащею тому, кого спрашивают), а плавание, не получив их дозволения, – за нарушение этого права.