Китай управляемый

В этом бесконечно малом круговороте Великого Пути, предваряющем протяжённость и длительность, ещё нет разделения на актуальное и виртуальное измерения бытия, нет разницы между сущностью и образом, действительностью и проекцией. Видимый мир, как мы уже могли отметить, предстаёт здесь только тенью, следом самоскрывающегося проявления Одного (в смысле также сплошного) Превращения. Но это тень и след, не имеющие прототипов в природном мире, ничего не замещающие в нём и потому, строго говоря, не являющиеся иллюзией. Как материал культуры, лишь символически данные среда и средство человеческого общения, они совершенно реальны. Эта двусмысленность статуса образов культуры, которая фактически являлась ценой отсутствия в китайской мысли апории безвременного времени, служила прочным фундаментом китайской традиции.

Вот здесь мы открываем подлинную ценность сведения бытия к событию в Китае. Эта важнейшая особенность китайского миропонимания имела прежде всего практическое значение и служила воспитанию той духовной чувствительности, которая является необходимой предпосылкой успешного правления или стратегического действия. Самоаффектация вводит в то состояние бодрствования, неустанного прояснения сознания (в сущности, главная тема «Книги Перемен»), когда, как сказал поэт,

… всечасно жду удара
Или божественного дара
Из Моисеева жезла…

«Благородный муж укрепляет себя, не прерываясь», — гласит классическая формула «Книги Перемен». Теперь мы знаем, что он укрепляет себя в бодрствующем выжидании, в котором сознание наследует источнику несотворённого круговорота бытия и потому всегда возвращается, движется в направлении, обратном вектору мировой эволюции — к тому, что предваряет все явления и дарит пред-чувствие мира. Бодрствование должно быть неустанным и всё более тщательным: достаточно пропустить импульс хотя бы одной ситуации, и будет потеряна вся внутренняя нить событий. Развитию этой внутренней чувствительности как раз и должно было способствовать чтение «Книги Перемен», носившее характер, по существу, созерцания, интуитивного проникновения в структуру гексаграмм.

Этому состоянию духовного бодрствования свойственна определённая пассивность эго, ибо мы должны отказаться от субъективной воли и открыться миру до такой степени, чтобы быть способными даже в ударе открыть дар. Такое бодрствование взращивается опытом безмятежного покоя и не имеет никакого «предмета», ни на что не направлено, не знает пристрастий и потому не терпит ущерба, совершенно целостно. В Китае это называли «сосредоточенностью на едином». Но это покой динамический, всегда сопряжённый с внутренним превращением. Уместно привести в этой связи разъяснение общего смысла 2-ой гексаграммы «И цзина» Кунь (Земля), которая целиком состоит из прерывистых черт и потому являет апофеоз пассивности, полярно противоположный 1-ой гексаграмме Цянь. Оно гласит:

«Кунь предельно мягко, но в движении жёстко, предельно покойно, но совершенством своим распространяется во все пределы. Следует за правителем и пребывает вечно, вмещает в себя всю тьму вещей и производит жизненные превращения (хуа) всего света. Путь Кунь, поистине, в наследовании! Оно принимает Небо и осуществляет по времени».

Итак, у Чжуан-цзы открытие «микроперемен» не случайно связывается с пробуждением — событием всегда внезапным и непредсказуемым. Пробуждение — единственный способ опознания всего действительно про-ис-ходящего, то есть того, что действительно захватывает нас, в отличие от перемен во внешнем мире, к которым мы обычно относимся с полным равнодушием. Но пробуждение даёт и знание бесконечности и, главное, неодолимости покоя сна — того, что никогда не есть, но вечно остаётся; что останется даже тогда, когда всё пройдёт. Вот почему Великое Пробуждение на самом деле удостоверяет присутствие Великого Сна — реальности извечно самоотсутствующей. Недаром «Книгу Перемен» было принято читать перед сном — несомненно, для активизации подсознания, приуготавливающей опыт духовного пробуждения.