Китай управляемый

Покой и реализация — этот удар-дар — вместе составляют природу события-времени как самопревращения, неуклонного уклонения. Нет необходимости разъяснять, что это событие воспроизводит известную нам структуру стратегического действия как взаимоперехода потенциала обстановки и решающего удара. Мир культуры вырастает из него посредством спонтанного укрупнения микровосприятий, так что в нём каждый образ имеет свой внутренний и притом зеркально противоположный прототип. Вот почему мудрый стратег в Китае способен предвосхищать и упреждать явления, оставаясь свободным от общего хода событий. Кроме того, просветление сознания — процесс последовательный и необратимый. Чжуан-цзы, пробудившийся от сна о бабочке и не отрекающийся от него, уже никогда не будет прежним Чжуан-цзы. Более того, он готов, по его собственным словам, быть «таким, каким ещё не бывал», быть каким угодно. Но только «небывалый», даже «невозможный» человек в действительности «не может не быть». Этот неизбежный вывод из метафизики внутренней глубины «микроперемен» представлен в одном из афоризмов писателя-моралиста Хун Цзычэна (начало XVII века), где приводится древнее изречение: «Тот, кем я был раньше, уже не тот, кто я есмь сейчас. А тот, о ком никто не знает в настоящем, станет неведомо кем в будущем». И Хун Цзычэн добавляет от себя: «Тот, кто поймёт смысл этих слов, развяжет все путы своей души».

Мы приходим к выводу о том, что время события есть на самом деле высшее испытание духовных сил человека. Оно представляет собой не предмет теоретического знания, а самый могучий импульс просветления сознания. Чуткое вживание в него воспитывает способность пользоваться временем, а в перспективе даже в известном смысле овладеть им. На эту возможность, кстати сказать, указывает М. Мёрло-Понти. «Течение времени, — говорит он, — не есть простой факт. Я могу найти прибежище от него в нём самом… То, что называют пассивностью, не есть восприятие нами какой-то чуждой нам реальности: это наше вовлечение, наше бытие в ситуации, прежде которого мы не существуем, которое мы всё время возобновляем и которое конститутивно по отношению к нам»[145]. Сходная оценка временности присуща и китайской мысли. Как замечает в своих толкованиях на «Книгу Перемен» Ван Би, «порядок того или иного времени можно осознать и использовать». В середине XVII века Ван Фучжи поясняет подробнее: он называет мудрейшими из людей тех, кто умеет «владеть временем», на второе место он ставит тех, кто способен «предвосхищать время», а на третье — умеющих действовать «в соответствии с обстоятельствами времени». Первое даёт человеку власть над миром, последнее — способность «избежать несчастья».

Здесь мы открываем для себя стратегическое измерение времени, которое опять-таки имеет самое близкое отношение к духовному совершенствованию. В книге Чжуан-цзы можно встретить утверждение о том, что мудрый «сам устанавливает срок своего ухода из мира». Речь идёт, несомненно, об овладении чистой временностью как «импульсом перемен» и конечностью существования. В даосской традиции опознание своего срока означало знание момента метаморфозы — в сущности, разрыва в данности опыта, — который является дверью в вечность и тем самым вводит в жизнь вечную в духе загадочного суждения Лао-цзы: «Мудрый, умирая, живёт вечно».