Китай – великая держава номер один?

Но товарищей по партии возмутили его слова. Заявление Маленкова о возможности гибели мировой цивилизации в случае третьей мировой войны стало желанным поводом для Хрущева избавиться от соперника. Никита Сергеевич обвинил главу правительства в отказе от основных принципов советской политики: «Своим неправильным утверждением о гибели цивилизации товарищ Маленков запутал некоторых товарищей… Теоретически неправильное и политически вредное положение способно породить настроения безнадежности усилий народов сорвать планы агрессоров».

Хрущева поддержали военные, уверенные в том, что и в ядерной войне можно победить. На Маленкова обрушился и Молотов: «Не о "гибели мировой цивилизации" и не о "гибели человеческого рода" должен говорить коммунист, а о том, чтобы подготовить и мобилизовать все силы для уничтожения буржуазии… Разве можем мы настраивать так народы, что в случае войны все должны погибнуть? Тогда зачем же нам строить социализм, зачем беспокоиться о завтрашнем дне? Уж лучше сейчас запастись всем гробами…»

Мысль о том, что ядерная война станет катастрофой, отвергли как ошибочную. Маленкову, снятому с должности главы правительства, пришлось опровергать самого себя. При первом удобном случае он заявил, что нападение на Советский Союз закончится тем, что «агрессор будет подавлен тем же оружием и подобная авантюра неизбежно приведет к развалу капиталистической общественной системы».

Хрущев говорил об использовании ядерного оружия как о чем-то вполне реальном. Зять Первого секретаря ЦК главный редактор «Известий» Алексей Иванович Аджубей вспоминал, как Хрущев принимал редакторов западногерманских газет. Один из них спросил: сколько ракет нужно для полного уничтожения ФРГ? Хрущев позвонил в генштаб. Выслушал ответ, положил трубку и сказал: «Всего семь штук».

Однажды Хрущев принял британского министра по вопросам науки и техники лорда Хэйлшема. В записи беседы говорится: «Никита Сергеевич спрашивает Хэйлшема, где он живет, и говорит, что даст указание командующему ракетными войсками в случае войны не посылать в этот район ракету с боевым зарядом. Хэйлшем говорит, что если начнется новая война, то он предпочитает умереть. Никита Сергеевич соглашается с министром: выжить ему не удастся…»

Так что Мао просто откровенно формулировал то, что было основой и советской военной доктрины: в ядерной войне можно и нужно победить.

Мао был невероятно амбициозен и руководствовался интересами не мировой революции, а собственными. Он хотел превратить Китай в военную супердержаву. Но едва ли хотел, чтобы война лишила его собственной страны, которой он управлял. Мао, надо понимать, исходил из того, что ядерная война разразится между Советским Союзом и Соединенными Штатами.

«И в такой ситуации, — полагает профессор, доктор исторических наук Евгений Бажанов, — Мао исходил из того, что Китай может остаться в стороне — не так уж много бомб у СССР и США, чтобы на Китай бросать. Они между собой подерутся, а он будет сидеть на горе и наблюдать. Поэтому он и говорил Хрущеву: не бойтесь, вы их заманите, а там и мы подключимся».

Тогда еще Хрущев и Мао беседовали вполне дружески. Китайский лидер край не удивился, когда советские товарищи сами предложили убрать из всех документов положение о том, что КПСС — ведущая сила мирового коммунистического движения. «Если вы не хотите быть лидером, — сказал Мао, — то мы возьмем на себя эту роль».

Он пришел к выводу, что новые советские руководители слабоваты. А в Москве всячески старались сделать Мао приятное. Знали, как он ненавидит оставшегося в Москве своего прежнего соперника в борьбе за лидерство в партии Ван Мина, и решили дистанцироваться от него. 27 февраля 1958 года на заседании президиума ЦК КПСС постановили «пригласить китайского посла т. Лю Сяо и рассказать о состоянии здоровья Ван Мина, сказать, что он не разоружился и не дорожит отношениями…»

Так что же разрушило дружеские и союзнические отношения Москвы и Пекина?

Принято считать, что виной тому необузданный характер Хрущева, который с каждым годом со все большим удовольствием занимался международными делами.

Никита Сергеевич действительно был человеком фантастической энергии, огромных и нереализованных возможностей. Живой человек с чувствами, эмоциями и взрывным темпераментом, он оказался талантливым политиком. И проницательные партнеры быстро определили, что Хрущев вовсе не таков, каким он хочет казаться: большая ошибка считать его человеком, который способен начать войну в припадке гнева; когда обсуждаются серьезные вопросы, он трезв, холоден и невозмутим.