Китай – великая держава номер один?

В тот день школьники и студенты не пошли на занятия, а несколькими колоннами — с венками, портретами усопшего вождя, флагами — прошли по улицам города. В Тбилиси в манифестациях приняли участие более шестидесяти тысяч человек, в основном студенты и школьники. Они требовали вывесить в городе флаги и портреты Сталина, опубликовать в республиканских газетах материалы о жизни и деятельности Сталина.

Член политбюро компартии Китая Чжу Дэ находился в гостинице «Интурист». Молодежь требовала встречи с ним. Китайского гостя срочно эвакуировали на государственную дачу в Крцаниси. Но вышедшая из повиновения молодежь, захватив в городе машины, добралась до дачи, которую охраняли два взвода солдат из полка МВД. Они не смогли остановить толпу, которая требовала встречи с Чжу Дэ. Ему пришлось выступить перед взбудораженной молодежью и отрядить китайских чиновников, которые вместе со вторым секретарем ЦК компартии Грузии Михаилом Порфирьевичем Георгадзе возложили венки к монументу Сталину.

Это не помогло. Манифестанты пытались захватить Дом связи — искали радиостудию, чтобы рассказать о происходящем в Тбилиси. Писали в Москву телеграмму с требованием не трогать Сталина. В город ввели войска, которым разрешили применять оружие. При разгоне демонстраций погиб двадцать один человек и больше шестидесяти получили ранения. Органы КГБ задержали почти четыреста манифестантов. Из них судили тридцать девять человек — тех, кто выступал на митингах и составлял обращения к правительству. Первоначально намеревались квалифицировать эти демонстрации как контрреволюционный заговор со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но потом сообразили, что это произведет самое неблагоприятное впечатление: какая же может быть контрреволюция в стране, где давно победил социализм? Да и в Грузии большой процесс вызвал бы возмущение и еще большее отчуждение от центральной власти.

А в Пекине Мао Цзэдун решительно возразил против разговора о преступлениях Сталина. Он говорил Хрущеву: «Критика ошибок Сталина правильна. Мы не согласны только с отсутствием четкой границы критики. Мы считаем, что у Сталина из десяти пальцев было три гнилых. В его жизни главное — заслуги…»

Чем определялась позиция Мао? Во-первых, признание преступных деяний Сталина подрывало концепцию непогрешимости вождя. И это пугало Мао больше всего. Если Сталин был неправ и совершал преступления, значит, и другие вожди могут быть небезгрешны. А вот этого они никак не могли допустить. Народ должен пребывать в уверенности, что власть, люди у власти, хозяин страны всегда правы. Во-вторых, это вообще рождало сомнения в идеальности марксистских догм, во имя которых все делалось. Никаких сомнений и никакой критики допустить нельзя!

Мао Цзэдун чувствовал, что реабилитация жертв массового террора, честный разговор о трагическом прошлом неминуемо ведут к полному развалу системы. То, что произошло после знаменитого секретного доклада Хрущева на XX съезде, продемонстрировало слабость системы, которая держится только на вертикали власти, на страхе. Стоит вытащить из этой вертикали хотя бы один элемент — безоговорочное подчинение власти, дать людям свободу слова — и система начинает рушиться.

Никита Сергеевич выдернул слепое поклонение вождю из фундамента, на котором стояло советское государство, и система зашаталась. Вот почему власти всегда так важно, чтобы ее боялись, чтобы не звучали критические голоса, чтобы не было сомнений и дискуссий, а от подданных власть желает слышать только долгие и бурные аплодисменты, переходящие в овацию.

Мао выступал и против разрядки напряженности, улучшения отношений с Западом, считал, что противостояние с империалистическим миром сплачивает китайский народ. Он пребывал в уверенности, что рано или поздно социализм победит в соревновании с капитализмом. Члены советского политбюро воспринимали разрядку просто как хитрый шаг в противостоянии с Западом. А Мао не желал никакой маскировки и требовал проводить жесткую линию «революционной борьбы с империализмом».

Но главное было в другом. Мао не принимал хрущевской политики мирного сосуществования, потому что боялся: в случае ядерного кризиса страх перед бомбой возобладает, и Москва ему на помощь не придет.

Мао Цзэдун вынужденно держался на вторых ролях, пока был жив Сталин, которого он боялся, и пока остро нуждался в советской помощи. Смерть Сталина избавила Мао от страха перед Москвой. Почувствовав себя увереннее, Мао вышел из-под опеки Москвы.

Император Китая не может быть не только чьим-то младшим братом, но даже союзником. С какой стати ему быть с кем-то на равных? Китай слишком велик. Так что столкновение единоличных правителей Москвы и Пекина было неизбежным.

В разговорах с Мао Никита Сергеевич — это чувствуется по записям бесед — часто ощущал себя не в своей тарелке. Чувствовал разницу в положении. Он в конце концов — всего лишь один из партийных работников, который со временем занял высшие позиции в партии и правительстве. А Мао — вождь революции, который сам вздыбил огромную страну…