Предпочтение мирному пути реформ обосновывалось традиционной пассивностью и крайней аполитичностью основной, крестьянской, массы населения Поднебесной. Во время «последнего японского вторжения, — писал Сунь Ятсен, имея в виду японо-китайскую войну 18941895 гг., — китайский народ ничего не знал о нем, за исключением жителей тех мест, которые были непосредственно затронуты войной. Население уже на небольшом расстоянии от театра военных действий ничего не знало о нем и даже не слыхало о народе, именуемом японцами; если же куда и проникали шепотом слухи, то они обыкновенно принимали форму разговоров о «бунте» иноземного человека». При таком положении дел, замечает Сунь Ятсен, мирные реформы в Китае имели бы шансы на успех «лишь в том случае, если бы они исходили от трона». Но трон остался глух. Надежда на мирные реформы во имя спасения Китая, как констатировал «отец нации», не оправдались и остается единственный путь — путь борьбы за свержение существующего строя, за ниспровержение Цинской династии и установление республиканского режима.
В октябре 1905 года Сунь Ятсен в первом номере журнала «Миньбао»
(«Народ»), рупоре созданной им организации Тунмэнхой (Союзная лига) (другой вариант перевода Объединенный союз. —Далее он разъяснял, что затрата сил будет меньше, поскольку Китай ограничится заимствованием лишь «всего того, что полезно», то бишь перенесением на китайскую почву новейших технических и естественнонаучных достижений Запада при безусловном сохранении чжунхуа как высокоморальной нации.
В типично китайском формате капиталисты у Сунь Ятсена выглядели безнравственными, алчными людьми, осознанная цель жизни которых сводилась к эгоистическому ограблению трудящихся. Подобно стихийному бедствию они силой своих машин и механизмов подминают под себя слабую производительную силу простых людей, лишают тружеников, в первую очередь крестьян, справедливой доли жизненных ресурсов. Но вопрос о борьбе с машинами и механизмами для Сунь Ятсена не стоял: их надо ввозить и применять, иначе Китай навсегда останется слабым и отсталым. Поэтому ему следует, сохраняя самобытность, приспособиться к реальным, пусть даже и малоприятным, условиям существования.
Вместе с тем Сунь Ятсен неустанно повторял, что при домашнем производстве, в особенности в эпоху Яо, Шуня и Юя, жители Поднебесной чувствовали себя материально легче и лучше. Феодализм, по Сунь Ятсену, прекратил свое существование в Китае более двух тысяч лет тому назад, в период династий Цинь и Хань, с возникновением централизованной единой империи, а капитализма как не было, так и нет, потому что отсутствует капитал и все одинаково бедны. Просто одни бедны, a другие беднее, а третьи — еще беднее… И вывод Сунь Ятсена был прост, как пареная репа: в Китае, где нет капитализма, добиться народного благосостояния — миньшен
намного легче, чем в капиталистической Европе и Америке. «Дело в том, что социальный вопрос — это вопрос, связанный с уровнем общественного развития, с прогрессом цивилизации. Если уровень цивилизации невысок, то и социальный вопрос незначителен». Значит, не нужно упускать такой благоприятной возможности.«В настоящее время, рассуждал Сунь Ятсен, — в Китае еще нет его (капитализма, как такового. —
…Национализм отнюдь не случайно был поставлен Сунь Ятсеном на первое место среди трех народных принципов. Хотя он и вносил кое-какие изменения, уточнения, по-разному интерпретировал его, приспосабливаясь к особенностям текущей общественно-политической ситуации, однако основные параметры этого принципа, его суть оставались незыблемыми: национализм — единственный инструмент спасения нации, без возрождения национального духа чжунхуа неминуемо погибнет, навсегда исчезнет с лица земли. «Чтобы спасти Китай и навечно сохранить китайскую нацию, — вещал Сунь Ятсен, — мы должны пропагандировать национализм».