Китайская головоломка

Первая Китайская советская республика просуществовала недолго. В течение первой половины 1934 года она была почти полностью блокирована войсками Чан Кайши. Встал вопрос о прорыве блокады и выходе на оперативный простор.

16 октября 1934 года в обстановке строжайшей секретности Красная армия покинула Жуйцзинь и направилась на юго-запад, с тем чтобы начать, как это стало ясно позже, Великий поход на 25 тысяч ли, который завершится созданием новой, главной базы КПК — Особого района с центром в Яньани.

Тогда же, как пишет в своих мемуарах П. Владимиров, «партией руководил Бо Гу, а военными действиями — Ли Дэ (Отто Браун)». Подтверждает это и Мао Мао: «Мао Цзэдун к тому времени давно уже оказался не у дел, руководство ЦК партии было захвачено Бо Гу, проводившим линию Ван Мина и находившимся под его влиянием. Главная военная власть была сосредоточена в руках военного советника Ли Дэ. Ван Мин уже давно переехал за десятки тысяч ли в столицу СССР Москву и оттуда, опираясь на Коминтерн, издали управлял партией и армией в Китае и держал в своих руках судьбы китайской революции».

…В канун 1935 года подразделения Красной армии успешно форсировали достаточно широкую и, главное, бурную, капризную реку Уцзян в провинции Гуйчжоу. А затем 7 января 1935 года практически без боя взяли древний город Цзуньи. Уставшие в походе войска получили двенадцатидневный отдых. А их руководители решили провести расширенное совещание Политбюро ЦК КПК, в повестке дня которого значились: подведение итогов борьбы против пятого похода Чан Кайши и первого этапа Великого похода. Мог ли кто-нибудь подумать, что этому совещанию, состоявшемуся, по одним данным, 78 января, а по другим — 1517 января, суждено будет стать поворотным пунктом в жизни не только Мао Цзэдуна, но и всей Коммунистической партии Китая?!

В Москве это совещание воспримут не иначе, как «переворот в Цзуньи». При этом на Старой площади не преминут подчеркнуть, что «голосование ни по резолюции, ни по организационным вопросам не проводилось. Было просто объявлено о преобразовании Секретариата ЦК, и Мао Цзэдун, который ранее занимал посты председателя Революционного правительства и Революционного военного совета Красной армии, практически стал во главе Компартии Китая», что «по существу на совещании все решали 3035 военных начальников из частей, находившихся под контролем Мао».

В действительности же не все было так просто и прямолинейно. Протокол совещания, судя по всему, был безвозвратно утерян в ходе дальнейших скитаний Красной армии. Поэтому о том, как проходило это историческое совещание, можно судить лишь по воспоминаниям его участников и опубликованной спустя годы резолюции. Что же касается проблемы голосования, то не исключено, что когда перевес голосов в пользу Мао Цзэдуна стал абсолютно очевидным, решения и резолюция принимались без голосования. Такое практиковалось. Именно так, к примеру, было на проходившем в середине мая 1935 года в окрестностях города Хойли другом заседании Политбюро. Все решения на нем, по словам принимавшего в нем участие О. Брауна, «принимались, не прибегая к формальному голосованию». Кстати, и в КПСС такое тоже бывало.

* * *

…«Первым на совещании в Цзуньи с отчетным докладом выступил Бо Гy, — свидетельствует О. Браун. — Затем в содокладе Чжоу Эньлай более подробно остановился на военной стратегии и тактике Центральной группы. Оба строго придерживались обсуждавшейся темы… После Бо Гу и Чжоу Эньлая с большим докладом, фактически основным, выступил Мао Цзэдун. На сей раз, вопреки обыкновению, он пользовался, по-видимому, тщательно подготовленным конспектом. Доклад Бо Гу он назвал «в основном неправильным».

И далее: «Мао Цзэдун обвинял Бо Гу, Чжоу Эньлая и меня в том, что мы «заменили решительную активную оборону чисто пассивной», «вели вместо маневренной войны позиционную, или фортификационную», и пытались «сдержать вражеское наступление» вместо того, чтобы «уничтожить врага в решающем победоносном сражении. О. Браун признает, что «разумеется, были допущены просчеты и ошибки… но они были непомерно раздуты и абсолютизированы Мао Цзэдуном».

Самое же главное, и это не ускользнуло от внимания коминтерновца, что «Мао пытался так изобразить дело, будто все разногласия были связаны с двумя принципиально различными военно-стратегическими концепциями — правильной, его собственной, и неправильной, которую представляли Бо Гу, Чжоу Эньлай, я и другие». Отсюда следовал вывод, зафиксированный в резолюции совещания, о том, что «борьба против «чисто оборонческой линии» в военных делах есть борьба против конкретного проявления правого оппортунизма внутри партии».

«С самой резкой критикой, — отмечает О. Браун, — Мао Цзэдун обрушился на методы руководства для того, чтобы оклеветать меня и изолировать Бо Гу… Мне он инкриминировал обвинение в том, что я якобы «забрал в свои руки всю работу военного совета» и «полностью упразднил коллективное руководство».