Китайская головоломка

Новую власть устанавливал сам Мао Цзэдун. Район был поделен на северный и южный подрайоны, в каждом из которых сформировались новые партийные комитеты различных уровней, а также местные советы с военными комиссариатами. На руководящие посты в подрайонных и окружных партийных и советских органах были поставлены проверенные кадры — приверженцы линии председателя Мао. Одновременно был учрежден партком провинциального уровня, в состав которого были включены и члены ЦК.

Восстановил Мао Цзэдун и Временное революционное правительство, как центральный советский орган власти, а также сформировал Центральный военный комитет, который сам же и возглавил, переложив текущую работу на Чжоу Эньлая.

Реорганизация коснулась и армии — появилась «новая Красная армия 1 фронта» с главнокомандующим Пэн Дэхуаем и генеральным политкомиссаром Мао Цзэдуном.

Новая Центральная революционная база стала именоваться Освобожденным районом Китая, но впоследствии в силу ряда обстоятельств получила официальное название — Особый район Китая с центром в городе Яньань.

В течение последующих десяти с лишним лет абсолютная власть здесь находилась в руках Мао Цзэдуна. Правда, межфракционная борьба в руководстве КПК не прекратилась. В своем ключе продолжал действовать Коминтерн.

…Эдгар Сноу впервые попал на беседу к Мао Цзэдуну осенью 1936 года. Это случилось в городе Баоань, Северная Шэньси. Американский журналист был поражен, как он выразился, «предельной откровенностью и исчерпывающими ответами собеседника на любые вопросы», будь то его личная жизнь или партийно-государственная деятельность. Но больше всего Эдгара Сноу удивили проамериканские симпатии Мао Цзэдуна, признавшегося, в частности, в том, что еще в 20-х годах он был «решительным сторонником американской политики «открытых дверей» и доктрины Монро».

Публикация записей этих бесед на Западе повлекла за собой незамедлительную реакцию в Коминтерне. Направлявшемуся в Яньань в ноябре 1937 года Ван Мину, лидеру «московской группы» в КПК, Г. Димитров, руководитель Коминтерна, лично наказал разъяснить Мао Цзэдуну, что в беседах с «американским буржуазным журналистом» он непозволительно отошел от позиции интернационализма, которую должен занимать коммунист. Выполнил ли Ван Мин наказ Димитрова? Скорее всего, да. А как эту «выволочку» воспринял Мао Цзэдун?

Как утверждает индийский исследователь Г. П. Дешпанди, «Мао Цзэдун и китайское руководство в целом никогда не были «интернационалистами» в том смысле, который вкладывают в это понятие коммунисты.

При определении внешней политики Китая более существенную роль играли расчеты, связанные с могуществом и безопасностью страны. В этом отношении мировоззрение китайцев является крайне националистическим. Можно даже сказать, что оно не столько националистическое, сколько цивилизаторское».

В Коминтерне же явно игнорировали все то, о чем говорит индийский исследователь. Там исповедывали свою собственную истину: «В силу сложившихся обстоятельств Мао Цзэдун стал фактически единоличным лидером КПК, руководителем, сосредоточившим в своих руках всю полноту власти. Это ставит его в положение, обязывающее в теоретической и практической деятельности последовательно воплощать те требования, которые являются обязательными для руководителя марксистско-ленинского типа». Иными словами, Мао Цзэдуну как единоличному руководителю КПК предписывалось скрупулезно следовать марксистско-ленинской политической линии, не отклоняясь ни на йоту. И точка!

Более того, в Коминтерне рассчитывали на то, что Мао Цзэдун перевоспитается, стряхнет с себя наслоения мелкобуржуазных, анархистских, троцкистских и прочих заблуждений и станет правоверным марксистом-ленинцем. Именно поэтому еще в марте 1933 года ИККИ ориентировал своих представителей в Шанхае на то, чтобы вести с Мао Цзэдуном терпеливую разъяснительную работу и постараться переубедить его во взглядах на деятельность Коминтерна, памятуя при этом, что он — личность авторитетная и популярная, что у него целая армия сторонников. «Все мы, — констатирует О. Браун, — уважали Мао как популярного революционного вождя и честно пытались найти с ним общий язык, тогда как он, будучи весьма искушенным в политических интригах, тайно строил козни, чтобы… захватить руководство всей партией».

Мао Цзэдун действительно оказался не поддающимся перевоспитанию. У него на все был свой собственный взгляд. «Не существует такого понятия, как абстрактный марксизм, — заявил он в 1988 году. — Существует только конкретный марксизм. То, что мы называем конкретным марксизмом, есть марксизм, который принял национальную форму… Китаизация марксизма — так это следует называть — означает, что во всех своих проявлениях марксизм исходит из китайской специфики, применяется в соответствии с этими особенностями».