Китайская империя

В столице Сяньяне сроились огромные императорские дворцы, возводился впрок гигантский мавзолей для посмертного пребывания властелина (он потребовался ему, надо думать, несколько раньше, чем он сам предполагал). В исторических памятниках говорится о 700 тысячах строителей – но это уж слишком, даже в свете того, о чем речь пойдет ниже.

В начале своего правления император приказал собрать по всей стране металлическое оружие армий прежних царств и переплавить его. Из полученного металла было отлито двенадцать огромных колоколов и статуй, установленных в Сяньяне. Конечно, это был акт великого символического значения – конец кровавым войнам, за работу, товарищи.

Но не в циньском это было духе, надолго вешать оружие на стену, да и обстоятельства не позволяли. Не одного же державного престижа ради сгоняли многотысячные толпы на строительство Великой стены. Она послужила тыловой базой для крупномасштабного наступления на степь: кочевники не очень считались с тем, что Китай теперь империя, и не прекращали своих дерзких набегов. Операция прошла успешно, степняки были разбиты и рассеяны, к Поднебесной были присоединены огромные территории – те, где теперь Внутренняя Монголия.

Подобное же наступление было предпринято и в направлении к югу от Янцзы. При этом для обеспечения армии продовольствием сквозь скалы был прорублен пятикилометровый канал, связавший бассейн Янцзы с одной из восточных рек (он и сегодня в строю).

На новых территориях были учреждены еще четыре области. Их земли требовали освоения. Этим занялись и добровольцы-«целинники», привлеченные почетными рангами и десятилетним освобождением от налогов и трудовой повинности, и те, кто избавлялся таким образом от долговой кабалы у кредитора, и тот широкий круг лиц, кому труд на этих диких просторах заменял каторгу – от дезертиров до проштрафившихся чиновников (в соответствии с основополагающим легистским принципом – «закон одинаков для всех»).

Император продолжал ритуальные объезды своей разросшейся державы – этому он посвящал несколько месяцев в году, и повсюду ставились памятные стелы в честь знаменательного события.

Цинь Шихуанди пожелал оставить о себе в веках память как о покровителе учености. В Сяньяне была учреждена «Академия знаний» – очевидно, по примеру «Академии Цзися», существовавшей когда-то в Ци (пока царство не прекратило своего существования). Семьдесят ученых, приглашенных в новое научное учреждение, пользовались не меньшим почетом и были окружены не меньшей заботой, чем в государстве-предшественнике.

Однако в 213 г. до н. э. произошел острый конфликт с прискорбными последствиями. Конфуцианцы с самого основания империи были недовольны тем, что новая власть, придерживаясь легистских принципов, без особого почтения относится к традициям – ограничиваясь лишь внешними жестами вроде надписей на стелах, в которых присутствовали прославления гуманности повелителя, составленные в конфуцианском духе, да проскальзывали иногда упоминания о древних мудрецах. И вот во время пира во дворце, на который были приглашены и академики, один ученый принялся безмерно восхвалять императора за то, что он принес Поднебесной мир и процветание, сменив аристократическое по духу правление на новые порядки. Но выступил и другой, и стал говорить о том, что негоже, когда сыновья и братья государя, «повелевающего всеми землями в пределах морей», живут как простые люди. То есть не имеют своих уделов, где правили бы, как прежние князья. И присовокупил, что не смогло еще просуществовать сколь-нибудь долго ни одно государство, не следовавшее заветам старины.

В сущности, при взгляде с исторической перспективы это был упрек необоснованный: удельная система уже показала свою слабость (и еще покажет ее в будущем). Но скорее всего, мудрый конфуцианец решился на смелое заявление по более глубоким мотивам, а недостаток милостей к царским сыновьям и братьям оказался лишь предлогом. Страна, несмотря на то, что в ней действительно установились внутренний мир и порядок, была перенапряжена. На смену первоначальным послаблениям пришел рост налогов, трудовые повинности становились все более тяжкими, и многие тысячи людей уже сгинули на великих стройках и в дальних землях. Силен был и психологический гнет: за минувшие века и низы, и верхи Чжунго успели проникнуться духом конфуцианства, простой люд привык к тому, что власть предержащие хоть и позволяют себе иногда произвол, но в общем и целом считают своим долгом заботиться о народе, по-отечески опекают его (возможно, до излишних мелочей). Теперь на смену отеческой опеке пришел легистский диктат, порядок не всегда благодетельный, но всегда бездушный.

Всесильный Ли Сы не замедлил с ответом: есть еще закопавшиеся в своих книгах мудрецы, которые из-за любви к прошлому чинят помехи настоящему, будоражат народ и толкают его на бунт. И сделал резюме, что из-за таких вот «императорская власть ослабнет наверху, и возникнет смута внизу».