Китайская невеста

— Я не могу принять немедленного решения, — сказал Джеримайя, — и, отдавая должное Джонатану, думаю он вполне заслуживает права отстаивать свои клиперы. Предлагаю подождать несколько недель. Вскоре он должен вернуться с Дальнего Востока. Как только он ступит на берег, я попрошу его представить свои соображения относительно перспектив дальнейшего развития клиперов, как он себе это представляет. Затем оба ваших доклада я представлю на рассмотрение англо-американского совета директоров компании.

Внутри Уокера вновь вспыхнула глубоко укоренившаяся ярость. Джонатан даже в свое отсутствие нанес ему поражение.

Он вынудил себя вежливо согласиться с решением тестя и поспешно удалился в свой кабинет. Здесь он обнаружил, что ярость его столь сильна, что у него даже дрожат руки. Он отпер закрытый шкаф, достал бутылку и сделал большой глоток из бутылки французского коньяка, которую держал там. Крепкий напиток, проникая в него, обжигал внутренности. Вскоре к Уокеру вернулся его обычный апломб, уверенность в правильности своих действий. Не в силах сосредоточиться на работе, Брэкфорд надвинул шляпу и в отвратительном настроении покинул контору. Экипаж и кучер поджидали его; забравшись внутрь, он с силой захлопнул дверь экипажа. В отличие от Джеримайи и Джонатана он считал ниже своего достоинства пешком ходить на работу и с работы.

Когда Брэкфорд добрался до милого дома на Пикуот-авеню, который Джеримайя построил в качестве свадебного подарка для него и Джудит, то сразу же прошел в небольшую библиотеку к бару и налил себе порцию коньяка. Злость его несколько поутихла по мере того как внутри разгорался пламень алкоголя.

Джудит слышала, как он подъехал, и вышла навстречу.

— Сегодня ты раньше обычного, — сказала она.

— Да, благодаря твоему отцу. Меня воротит от него и от его любимого Джонатана!

Он вновь поднял свой бокал с коньяком.

Джудит никогда не слышала, чтобы он так зло отзывался о ее семье. Она продолжала любить ее с преданностью, которую все Рейкхеллы испытывали по отношению друг к другу.

— В чем дело, Брэкфорд?

— Он отказался принять мои рекомендации по увеличению парусного флота. Он и пальцем не пошевелит, пока не вернется Джонатан.

— Мне кажется это вполне разумным, — сказала она.

Уокер допил коньяк и налил еще немного из бутылки.

— Что, черт подери, ты в этом понимаешь? — свирепо спросил он.

Спохватившись, Джудит смогла лишь ответить:

— Немного, но мне не приходилось ставить под сомнение благоразумие отца, которое обеспечивало нам весьма благополучную жизнь.

— К чертям всех Рейкхеллов! — взревел Уокер, теряя понемногу контроль. — Боже мой, да мне хватит пальцев на одной руке, чтобы перечислить победы, когда я брал верх над тобой!

Внезапно он рассмеялся, и трескучий звук заполнил библиотеку.

— Но один раз я все же досадил Джонатану! Его чертова пуританская совесть пусть гложет его всю оставшуюся жизнь!

Джудит не могла понять, о чем он говорит.

— Боюсь, я не понимаю.

Уокер не отрываясь уставился на нее. Она так сильно походила на своего отца и брата, что его вдруг переполнило страстное желание унизить ее, причинить глубокую саднящую боль.

— Неужели? — спросил он с явной издевкой. — Проверим, как у тебя с памятью. За несколько дней до смерти жены Джонатана ты рассказала мне, что в порыве откровения он поведал тебе о своей любви с какой-то китайской девкой…

У Джудит перехватило дыхание, и она прервала его.

— О, нет, Брэкфорд! Ты же не мог пойти к Луизе и рассказать ей то, о чем Джонатан поделился со мной!

— Мог ли я?

Он снова рассмеялся.

— Именно так я и поступил. А неделю спустя Луизы не стало!

Он уставился в ее пораженное лицо.

— Теперь посмотрим, как будет чувствовать себя твоя рейкхелловская совесть. Ведь и ты приложила руку к убийству Луизы!

Джудит повела плечами, затем гордо выпрямилась во весь рост.

— Брэкфорд, это… это настолько подло, что я никогда не прощу тебе!

Явное презрение, прозвучавшее в ее голосе, вывело Уокера из себя. Его тошнило, он устал от постоянного осуждения со стороны членов высшего клана, к которому принадлежала и она, которые свысока взирали на него, словно он был существом низшего сорта. Не в силах обуздать ярость, он бросился к жене и изо всей силы ударил ее по лицу.

Джудит отшатнулась, но даже в этот критический момент не издала ни звука, опасаясь, что разбуженные дети спустятся вниз и станут свидетелями отвратительной сцены.

— К черту тебя и всех Рейкхеллов! — прокричал Уокер и бросился вон из дома.

Джудит стояла неподвижно, прижав руку к разбитому лицу. Она слышала, как за ним хлопнула внизу дверь. К лучшему или к худшему — а в последнее время все катилось лишь к худшему — это был конец ее тринадцатилетнего супружества. На протяжении нескольких последних месяцев она еще терпела его грубые выходки, но то, что он обманул ее доверие, было уже чересчур. А то, что он осмелился ударить ее, стало таким сильным ударом по гордости, который она вряд ли сможет когда-либо пережить.