Китайская невеста

Уокер не сомневался, его тесть настроен арестовать его, вернуть в Нью-Лондон и посадить на скамью подсудимых. Уже того, что он ударил Джудит, вполне достаточно, чтобы обеспечить пожизненную неприязнь со стороны ненавистных ему Рейкхеллов. Но несмотря на подобные размышления, он ничуть не раскаивался и не испытывал угрызений совести. Деньги по праву должны были принадлежать ему, поскольку на протяжении многих лет ему явно недоплачивали. Джонатан, который фактически лишил его возможности занять высший пост в компании, вполне заслужил потери корабля. Что касается Джудит, то ее давно следовало поставить на место, как следует проучив кулаком.

Мало-помалу Уокер изменил свою внешность. Купил очки, лимонным соком обесцветил свои редеющие волосы, отрастил небольшую бородку. Когда постояльцы отеля стали с удивлением поглядывать на него, замечая перемены во внешности, он решил, что пришло время сменить место жительства. Поэтому он отправился дилижансом в Филадельфию, и страх снова сковал его, когда меняли лошадей в Нью-Лондоне.

Преследуемый страхом, он прибыл в Филадельфию, пробыл там непродолжительное время, затем отправился в Нью-Йорк. Снял номер в фешенебельном отеле на Четырнадцатой улице, как можно дальше от порта. Новое ощущение свободы позволило ему не торопясь обзавестись новым гардеробом и не спеша приступить к планированию своей дальнейшей жизни.

Затем, как-то раз, совершенно неожиданно он увидел — или ему показалось, что увидел — Джеримайю Рейкхелла, выходившего из ресторана на Восьмой улице, и новая волна страха захлестнула его. Из царившего в голове хаоса вытекало только одно — оставаясь в Соединенных Штатах, он не сможет жить спокойной жизнью. Он истратил лишь незначительную часть украденных денег, так что оставалось более чем достаточно, чтобы вложить их в какое-нибудь дело, обеспечив таким образом безбедное существование.

Уокер с жадностью просматривал газеты, но публиковавшиеся в них отчеты о прибывавших и отплывающих кораблях были неполными, и он понял, что придется самому пойти в порт, где у него было немало знакомых. Вполне могло статься, что кое-какие из кораблей компании «Рейкхелл и Бойнтон» стояли в порту, может быть даже его собственные бриги или шхуны.

Давящее сознание отсутствия реальной альтернативы заставило его преодолеть тревогу и заняться тщательной подготовкой. В тот вечер он допоздна ужинал в одной из таверн на Южной улице, а затем отправился в сторону портовых причалов, где стояло около тридцати или сорока кораблей из различных стран. Как он и предполагал, улицы по мере приближения к порту становились все более пустынными. Он тщательно избегал таверн и борделей, где собирались матросы, и хотел не спеша пройтись по портовым причалам, где смог бы увидеть суда, стоявшие на якоре, и выбрать себе корабль более отвечавший его вкусу.

На улице стояла тишина, не нарушаемая ничем, кроме стука его башмаков и постукивания его трости, в которую был вделан клинок. Внезапно из боковой аллеи показались двое юношей с тяжелыми дубинками в руках.

— Эй ты, постой! — крикнул один из них.

— Отдай деньги по-хорошему и ничего с тобой не случится, — заявил другой.

Несмотря на различные слабости и дурные наклонности, Уокер не был трусом. Ему было около сорока, почти в два раза больше, чем грабителям, но это его не остановило. При себе он имел большую часть денег, оставив остальные в номере гостиницы, и Уокер не собирался отдавать их этой паре жалких грабителей.

— Стой и не двигайся, а то получишь по голове! — крикнул меньший ростом. — Давай сюда кошелек.

Ответ Уокера был мгновенным и весьма выразительным. Изо всей силы он ударил ногой меньшего грабителя в пах, одновременно обнажая клинок. Затем, развернувшись к другому нападающему, он вонзил глубоко в живот юноше обоюдоострый клинок.

Грабитель согнулся пополам, рухнул на булыжники мостовой, и прежде чем успел коснуться земли, он испустил дух.

Его напарник вскочил и что есть силы бросился наутек.

Уокер понимал всю сложность создавшегося положения. Юноша, которого он ударил ногой, исчез, и он остался на улице один на один с телом только что убитого вора. Ни одно окно не открылось, не вспыхнула ни одна свеча или лампа и, насколько он мог судить, никто из живших поблизости не догадывался о случившемся.

Вероятно, следовало бы сообщить в полицию о случившемся, но у Уокера не было ни малейшего желания предпринимать подобный шаг, привлекая тем самым внимание полиции к собственной персоне. Весьма вероятно, они уже имели уведомление, обязывающее арестовать его и доставить в кандалах в Нью-Лондон.

Уокер знал, что нужно делать. С особой тщательностью он вытер кровь клинка, пользуясь рубахой убитого вместо тряпки. Затем вложил клинок в ножны и двинулся дальше, подавляя соблазн броситься бегом и тем самым привлечь к себе внимание. Никто из прохожих никогда не подумает, что представительный джентльмен в отличном костюме, шляпе, до блеска начищенных ботинках, с тростью с золотым набалдашником в руках мог только что заколоть местного грабителя.