Китайская шкатулка

Выросла я как-то незаметно. Мы были «не-люди» — женщина-пария, которая была когда-то старшей дочерью знаменитого ученого, и ее незаконнорожденная дочь, прижитая от иностранца. Мы не принадлежали никакому дому, у нас не было семьи, клана, предков. Нас приняли самые низы, потому что всем необходимо на кого-то смотреть сверху вниз. И мы оказались почти на самом дне — чуть выше прокаженных и попрошаек.

Мать наконец повернулась спиной к гавани и сказала:

— Теперь мы пойдем домой и займемся приготовлениями.

Мы с матерью жили на Малай-стрит, прозванной «Кровавой улицей Сингапура». Здесь, среди открытых всем ветрам лавчонок, питейных заведений, тиров и борделей, сосредоточились самые злостные преступники острова — а также то, что способно было их развлекать. В этом квартале можно было увидеть китайские театры, забитые рикшами и хозяевами лавчонок. Артисты пантомимы разыгрывали сцены на улице, индусы заклинатели змей вызывали кобр из корзин.

Наша маленькая комнатенка находилась над борделем Абдул Салаха. Там мы с матерью готовили лекарства, которые потом продавали. От матери я узнала секрет приготовления эликсира «Золотой Лотос», названного в честь поэтессы, жившей в одиннадцатом веке. Рассказывали, что она получила рецепт этого напитка от Духа Воды, пила его каждый день, прожила сто двадцать лет и родила своего последнего ребенка в шестьдесят. Этот магический настой из трав, собранных в строго определенное время, воздействовал на способность к деторождению, придавал жизнестойкость сердцу, печени, волосам и мозгу. Продажа этого напитка обеспечивала нам крышу над головой и рис в наших мисках.

Основными клиентками моей матери были проститутки, приходившие к ней за противозачаточным кремом, чаем для восстановления менструации, возбуждающими средствами для себя и своих посетителей, таблетками для выносливости и мазью для пениса. Моя мать предсказывала им судьбу, говорила им, когда они были беременны, всегда внимательно выслушивала и давала советы.

Но имелись у нее и другие пациенты. Моя мать лечила лавочников и их жен, рыбаков, докеров, кузнецов, ростовщиков, продавцов опиума, паромщиков из гавани, каменщиков, ткачей, а также нищих, бродяг и воров. Порой даже белые мэм тайком обращались за услугами к моей матери — утонченные леди из высшего общества приходили за советом, лекарствами и сочувствием так же, как и презренные проститутки.

С тех пор, как моя мать стала изгоем, она отбросила старинные правила, которыми прежде руководствовалась в жизни. Она отказалась от традиций и заветов предков и не стала перевязывать мне ноги. А когда мне исполнилось шестнадцать, перевязывание ног запретили законом, и с тех пор только старые женщины неловко ступают мелкими шажками по улицам Сингапура — так, как это делала моя мать, оперевшись на мое плечо. Она шла, словно ее ноги ступали по краям шатающихся камней.

Мать отдала меня в христианскую миссионерскую школу, где я освоила английский и обучилась западным манерам. Каждый вечер я возвращалась в наше скромное жилище над борделем, говорила с мамой по-английски и показывала, как надо пить чай с молоком. А она отвечала мне по-китайски и учила меня правилам фэншуй. В миссии английские дамы обучали меня светским манерам, а дома мама учила меня вести себя скромно, как цветок. Я ела мороженое днем и «огненный горшочек» вечером. По воскресеньям я молилась Иисусу, а Гуань-инь — все остальные дни. Я праздновала и Рождество, и Праздник Духов. Я научилась опускать глаза, как подобает китаянке, и вскидывать подбородок, как это делают американки.

Но главное, моя мать научила меня искусству врачевания, которое перешло к ней от наших предков. Она показала, как аккуратно записывать в книгу состав каждого лекарства — и по-китайски, и по-английски. «Если в организме не хватает инь, нужно взять одну часть корня ша шен, три части плодов волчьей ягоды, три части измельченного в порошок панциря черепахи. Кипятить на медленном огне, не позволяя пене слишком быстро подняться».

Мама также объяснила мне важность гармонии инь и ян. « Инь— это темное, влажное начало, его олицетворяют вода и луна. Ян— это начало светлое, горячее, его символы — солнце и огонь». Когда я заметила, что янпревосходит инь, моя мать возразила:

— Ты когда-нибудь видела, чтобы огонь уничтожил воду? Со временем вода источит самую твердую скалу. Так что же выше?

И вот теперь, в тот день, когда мы в последний раз пришли в порт, мать обратилась ко мне:

— Твое образование закончено. Ты должна отправиться в мир.

Мы вернулись на Малай-стрит и остановились около прилавка с едой, где моя мать отдала несколько драгоценных монет за две чашки риса с креветками. Мы съели их там же, как делали обычно портовые рабочие и рикши. Такую роскошь мы редко могли себе позволить, и моя мать сделала мне подарок: она съела совсем чуть-чуть и заверила, что уже сыта. Она даже пожаловалась торговке, что та дала нам слишком много, а потом высыпала содержимое своей чашки в мою, отдав мне самую жирную креветку и самую сочную часть своего риса.