Китайская цивилизация

Тот сумел упрочить власть нарождавшейся династии Чжоу, добродетель которой надлежало восстановить. Конфуций думал, что «если бы нашелся князь, который был бы способен воспользоваться им, то по завершении двенадцатимесячного цикла у него уже был бы готовый результат; в конце трехлетнего срока было бы достигнуто совершенство». Вера Конфуция в собственное предназначение была абсолютной. Он удивлялся своим неудачам. Даже в наихудшие мгновения он не решался подумать, что его мудрость недостаточна. «Когда достигли совершенной мудрости, – говаривал он, – и остаются без занятия, то стыдно для правителей». История оплакивает неудачу Конфуция, но нисколько ей не удивляется. Похоже, она склонна допустить, что в начале V в. вера в немедленную действенность основывавшейся на соблюдении традиционных правил Добродетели ослабела.

2. Тираны

V, IV и III вв. представляются как период анархии и время крупного нравственного кризиса. Большие государства почти полностью завершают поглощение малых уделов. Порядок в обществе более не основывается на традиции и протокольных правилах. Жажда могущества открыто торжествует над заботой о равновесии. Князья больше не знают, что им делать с Добродетелью, престиж которой считается самодостаточным. Наряду с самыми разнообразными формами престижа они добиваются материальных выгод и увеличения могущества. Они склонны к нововведениям и всегда готовы их оправдать либо прецедентами, либо ссылками на софистическую теорию истории. Это тираны.

«Нравы древних царей не были одинаковы… Успех святых людей (древности) достигался благодаря тому, что они правили, не оглядываясь друг на друга. Следовать установившимся законам – это достоинство, но оно не способно поднять человека над его эпохой. Для регламентации современности недостаточно изучения, берущего за основу пример древности. Святой человек, когда это на деле может быть полезно его царству, не будет добиваться единообразия обычаев. Он не будет добиваться единообразия обрядов, если сочтет, что таким способом сможет примениться к обстоятельствам». Так выражался князь (307 до н. э.), желавший перенять одеяния и вооружение варваров. «Он не обсуждает с толпой» свои замыслы великих дел и жажду завоеваний. «Он не дорожит согласием с вульгарным», хотя его целью и остается «достижение совершенной Добродетели». Добродетель продолжает оставаться целью, однако представление о ней примиряется, как говорят, с революционным духом.

В момент, когда кругозор включает более широкие представления, нам показывают растущее могущество расположенных на обочине прежней Китайской конфедерации стран. Эти страны воспринимают варварские влияния и распространяют их по Китаю. Два князя, живших в начале этой варварской эпохи, наиболее прославили себя в те новые времена. Это Хэлу (514–496), царь У (У, или Аньхуэй, строго говоря, он является графом) и Гоуцзянь (496–465), царь Юэ (Чжэ-цзян). Оба правили татуированными, носящими короткие волосы народами. Иногда их называют гегемонами. С классическими гегемонами они делят славу обладания мудрыми советниками. Однако те не являются подданными, связанными с их уделами; нельзя их назвать и советниками, носителями традиционной мудрости, каким хотел бы быть их современник Конфуций. Один, У Цзысю, перебежчик, другой, Фань Ли, загадочная личность с неизвестным прошлым. Маскируясь под древнюю риторику, их советы вдохновляются реалистической политикой. Победитель У Гоуцзянь расположен проявить милосердие к тому, кто некогда пощадил его после победы. Некогда, сказал ему Фань Ли, «Небо принесло Юэ в дар У. Царство У не приняло дара. Теперь же Небо приносит У в дар Юэ. Как может Юэ противиться воле Неба (и не захватить У)? Не принимая даров Неба, себя подвергают невзгодам». В эпоху первых гегемонов не решались отказать сопернику в зерне, если он испытывал голод. Рассказывают, что Гоуцзянь, побудив соперника предоставить ему зерно, возрадовался этой щедрости словно проявлению безумия и воспользовался ею, чтобы победить. История восхваляет его победу и оправдывает его расчетливость. Помимо зернового займа изворотливый политик знал еще восемь приемов для разорения своего противника. Первый заключался в почитании божеств. Все другие были по своему характеру более реалистичны и жестоки.