Китайские дети - маленькие солдатики

Ху-аи было сорок четыре, она из провинции Фуцзянь, у океана. Мне говорили, что в Фуцзяне самый чистый воздух на весь Китай, но Ху-аи выглядела так, будто жила в дымоходе. Скорее всего она только что завершила пыльный многодневный путь из глубинки.

Все кандидатки рвались работать. Каждая описала свой опыт, но я растерялась.

– Которая вам нравится? – спросила Кэрол, словно мы обсуждали покупку хомячка в зоомагазине. Аи ждали – и потенциальная победительница, и проигравшие, вместе, у меня в доме. Подумалось, что создавшееся положение безупречно отражает ситуацию с китайской рабочей силой: население огромно. Люди – бросовая штука. Не подходит кто-то – замена всегда найдется. Этот факт китайской жизни и прежде незачем было приукрашивать, и я встревожилась: мой выбор в конечном счете поможет поддержать чьего-то ребенка.

– Как мне выбрать? – спросила я наконец.

– Я бы пригласила каждую аи к себе домой на один день, – сказала Кэрол. – Понаблюдайте, как они моют стены. Кладут ли реактивы в воду или просто проходят поверхность влажной тряпкой? Как утюжат? Опрятно ли режут овощи? И обязательно обратите внимание, как они делают ребенку массаж.

– Ребенку массаж?

– Да, – сказала Кэрол. – Французы считают, что это очень важно.

– Ну, уж если кому и массировать ребенка, – заявила я, – так только мне.

Кэрол кивнула.

– Давайте вы попробуете каждую, по одному дню.

С которой начнете? Выберите одну. – Она описала круг подбородком.

Это уже перебор.

– Можно они подождут снаружи? – спросила я.

Кэрол выпроводила женщин за порог и вернулась к столу, готовая к деловым переговорам.

– Первая вам достанется за две тысячи жэньминьби[5] в месяц, – сказала она. Это примерно триста долларов, и для 2010 года это была хорошая зарплата. – Второй нужно будет платить две с половиной тысячи, а третья хочет две тысячи триста. Мой сбор – сорок процентов от суммы зарплаты за месяц.

Назавтра Тан-аи явилась к восьми утра, готовая к работе. Она устроилась рядом с Рэйни, сидевшим за обеденным столом и поглощавшим овсяную кашу.

– Здравствуй, малыш, – сказала Тан-аи. Малыш не отозвался.

– Его зовут Рэйни, – представила я его.

– Рэйни, что ты ешь? – спросила Тан, глядя на него пристально. Рэйни по-прежнему не отвечал, и это уже явно было чересчур. Тан вознамерилась заставить его отозваться, и потому она резко выдернула у него ложку и попыталась засунуть ее ему в рот. Рэйни слез со стула и ринулся ко мне.

Тан последовала за ним – с ложкой в вытянутой руке.

– Малыш, вернись сейчас же и доешь кашу, – сказала она.

– Можете звать его Рэйни, – сказала я, а ребенок повис у меня на руке.

– Рэйни, иди сюда, – произнесла Тан-аи. Но Рэйни не подчинился. – Бу тинхуа, – сказала она, откладывая ложку. Не слушается. Тинхуа – слушай и подчиняйся, этот приказ выдала учительница Чэнь в первый же учебный день Рэйни. В тот день Рэйни проверку на тинхуа не прошел – в этот тоже.

Тан-аи направилась к входной двери и принялась обуваться. Я проследовала за ней в полном изумлении.

– Простите, вы уходите? – спросила я.

– Я слыхала, что заморские дети бу тинхуа. – И с этими словами закрыла за собой дверь. Аи, может, и предпочитают американских нанимателей, но американский паспорт – не козырь против непослушного ребенка.

Ву-аи пришла на свои испытания на следующий день. Она объявила, что ее муж – рабочий-строитель в другом городе, а ее заработок должен был покрывать расходы на обучение их сына.

Все шло вроде бы неплохо – до тихого часа: Рэйни вскакивал на постели, словно чертик из табакерки, ныл и плакал. Ву подошла к его кроватке, вытолкнула Рэйни из равновесия, чтобы он упал, и уложила его.

– Тинхуа! Слушайся! Ложись! Не крути головой.

Она прижала ему голову к матрасу, и я, не веря глазам своим, смотрела, как он замахал руками. В два прыжка я очутилась у кроватки.

– Отпустите его, – сказала я, убирая руку Ву с головы ребенка. Рэйни вскинулся и продолжил реветь.

– Он не слушается, – произнесла Ву, глянув на меня. Я увидела в ее глазах упрек. Это я виновата!

– Кажется, мы друг другу не подходим, – сказала я, сжимая кулаки. – Лучше уходите.

Молва явно разнеслась: Рэйни – это ужас. Я позвонила Кэрол и сообщила, что двое претенденток не годятся, остается лишь Ху-аи. Но Ву и Ху, похоже, сговорились, и Кэрол вскоре сообщила новость: Ху-аи сочла Рэйни «слишком маленьким», а наш дом «слишком трудно прибирать». (Мало ли что Ху-аи заявилась на собеседование замарашкой, будто вылезла из печной трубы.) Наша последняя возможность оказалась утраченной.

Подтекст был ясен, а доводы тщательно подобраны так, чтобы я не потеряла лицо. «Ты – ужасная родительница. Твой ребенок – кошмар. Как бы ни нужна была мне работа, чтобы поднимать собственного ребенка, я не буду заботиться о заморском ребенке, который не слушается».

* * *

У нашего заморского ребенка двое родителей, намеренных обустроить свою новую жизнь со смыслом и с приключениями.