Китайские дети - маленькие солдатики

Терпения к подобным мелодрамам у меня не было никакого, а от реакции учительницы Цай я остолбенела. Не желала я участвовать ни в каких «процедурах предложения и отвержения» и крутила педали по дороге домой, чувствуя, что сердце у меня в пятках; чертовы сумочки «Кауч» болтались в корзине моего велосипеда. В жизни китайской семьи – хоть мигрантки-аи, работающей в большом городе и отправляющей деньги домой, хоть городского папаши, высиживающего в школьных коридорах, пока не закончатся занятия по арифметике, хоть мамочки из «Сун Цин Лин», лихорадочно строчащей в WeChat, – существовали отчетливые правила приличий, и я пыталась играть свою роль правильной китайской мамаши.

Дома я запихнула коробки подальше в шкаф, за пальто и куртки.

Мне явно было еще чему учиться.

3. Подчиняйся учителю

СИДЕТЬ, иначе ваши мамочки сегодня за вами не придут!

Учительница Ван

Китайцы традиционно не выказывают особого уважения к животным, поскольку животные, так уж тут сложилось, либо предназначены в пищу, либо они тягловая сила.

Как-то раз той осенью мы с Робом и Рэйни отправились в субботу после обеда в Шанхайский зоопарк, где я наблюдала толпы зевак, грубо и бесцеремонно обходившихся с животными, пока смотрители не видят. Мы посетили хорька, поселенного в стеклянный ящик, похоже, задуманный для змеи. Роб вспомнил, как в провинциальном Сычуане посетителям время от времени позволяли кидать живых кур тиграм на обед, и тут я увидела, как какой-то мужчина швырнул стеклянную бутылку в орангутанга, а дружки этого хулигана загоготали. В павильоне с приматами мы с Робом и Рэйни разглядывали местную гориллу, запертую в бетонной каморке размером с нашу гостиную – низкий потолок, никакой зелени и стеклянная стенка, из-за которой таращились посетители.

Когда мы собрались поужинать в тот вечер, Рэйни принялся скакать по гостиной на четвереньках.

– Рэйни-Горилла, Рэйни-Горилла, – выкрикивал он. – Горилла грустный.

– Почему, Рэйни? – спросила я. – Почему Горилла грустный?

– Горилла совсем один. Мамочка, папочка далеко в джунглях, – ответил он. – Горилла в садике.

Сердце у меня екнуло.

– Горилла в садике? – переспросила я, вспоминая бесприютную одинокую каморку. – А друзья у Гориллы есть?

Рэйни не ответил.

На следующей неделе жалобы посыпались всерьез.

– Ненавижу садик. Ненави-и-и-и-ижу садик, – ныл Рэйни – тихим, беспрестанным, глухим воем, который попадал аккурат в тот регистр, где, казалось, отскакивал от барабанных перепонок и гулял эхом несколько секунд, пока наконец не затухал. И ровно в ту же секунду Рэйни принимался заново: – Ненави-и-и-и-ижу садик.

В то, что любое образование может быть стопроцентным развлечением, я не верила никогда, но не помнила, чтобы учеба вынуждала меня выть над утренней овсянкой.

– Почему, Рэйни? – спросила я. – Почему тебе не нравится в садике?

– Каждый день садик, – ответил Рэйни. – Завтра садик. Потом опять садик. Всегда садик, садик, садик.

Я вспомнила о временах, когда опускала голову на подушку и с облегчением закрывала глаза после утомительного дня. Некоторого привыкания требует что угодно, это естественно – особенно жизнь в чужой стране и садик с детишками-китайцами. Может, у Рэйни привыкание просто не состоялось?

Нужно прислушиваться к его нытью, попытаться уловить подробности, решила я. И вот однажды он их выдал.

– Я очень хорошо сидел, а учитель все равно на меня разозлилась, – сказал Рэйни. – Не знаю почему.

В другой раз он выпалил:

– Учителя все время шумят. Не хочу в садик. Они кричат. У меня из-за этого сердцу больно.

«Кричат? Шумят? – задумалась я. – Насколько громко – и в каком смысле?»

– Как они кричат? – допрашивала я.

– Не хочу об этом говорить, – всегда отвечал он. Вообще у китайцев самые громкие голоса из всех, какие мне доводилось слышать (голос моего отца мог, по-моему, преодолеть длину Большого каньона из конца в конец). Может, у трехлетки Рэйни просто уши чувствительные? С силовым кормлением яйцами я как-то свыклась, и мне казалось, что Рэйни иногда нравится в садике, особенно если он явился домой с наклеенной на лоб красной звездочкой и гордо с ней разгуливал. И все же новые подробности меня обеспокоили. Что происходит в классной комнате учительницы Чэнь? Может, есть о чем волноваться?

На жизнь Рэйни в садике я могла взглянуть лишь одним глазком – посредством желтой папки на кольцах под официальным названием «Журнал развития ребенка», которую учительница Чэнь еженедельно передавала нам домой. В папке содержались фотоснимки детей, сделанные в разных углах классной комнаты: вот они позируют, изображая поваров в игрушечной кухне, а вот выстроены рядками, рты нараспашку – это у них пение, или вот стоят группой на игровой площадке.