Китайские дети - маленькие солдатики

Я попросила кое-каких своих китайских приятелей воспользоваться их гуаньси и наконец получила приглашение побыть на занятиях в садике под названием «Жэньхэ» – «Гармония». Пустят меня не раньше чем через шесть месяцев, когда начнется первая неделя занятий следующего учебного года, но я не сомневалась, что возможность это важная. В Шанхае более тысячи четырехсот государственных детсадов, все они работают по методикам Министерства образования, надзирает за ними местный комитет по образованию, и я была уверена, что, заглянув в классную комнату «Гармонии», кое-что пойму и о среде, в которой находится Рэйни.

Для наблюдений мне предоставят группу самых младших детей, преимущественно трехлетних, как Рэйни. Поскольку это будет их первый день вне дома, я получу уникальную возможность понаблюдать, как педагоги справляются с поведением детей в подобных непростых условиях.

Доступ я получила в порядке одолжения от подруги, которую об этом попросила. Подруга отчетливо дала понять, каковы тут «негласные» условия.

– Подарок учительнице будет кстати.

– Ладно… А какой примерно стоимости?

– Ну, скажем, тысяча куай?[8] – Это сто шестьдесят долларов, примерно четверть месячной зарплаты учителя. В Китае, если тебе нужно чего-нибудь добиться, тактическая смекалка всегда проигрывает основному блюду – гуаньси, с гарниром в виде подарка.

– Сумочка «Кауч» подойдет? – парировала я. – У меня тут завалялось несколько.

– Да. «Кауч» – это хорошо.

* * *

В садик «Гармония» я прибыла в 8:32 и постучала в дверь младшей группы № 1; из-за запертой двери доносился рев.

Открыла учительница Ли, худощавая дама лет тридцати с чем-то – короткая стрижка, брови нарисованы толсто, черным карандашом.

– Сегодня будет луань – кавардак, – сказала Ли, впуская меня и со щелчком запирая за нами дверь.

Первый день занятий в детском саду «Гармония», передо мной – двадцать восемь крошечных блуждавших по комнате детишек в разных стадиях расстройства. Большинство рыдало, некоторые повторяли примерно одно и то же: «Мама! Мама! Я хочу домой!» Первые три года жизни они провели в домашнем уюте, в окружении родителей и бабушек с дедушками. И вот всё внезапно закончилось – малышей сдали в детсад, началась их долгая узкая дорога в китайском школьном образовании.

И дорога эта – очень сообразно – началась с приказа. За главную сегодня была старшая учительница Ван – устрашающая женщина с длинными черными волосами, которые, ниспадая к полу, казалось, тянут книзу все черты ее лица. У Ван был пронзительный сосредоточенный взгляд, опущенные уголки рта, острый и выпирающий подбородок и голос-стаккато, от которого вздрагиваешь: учительнице Ван нравилось использовать звук как оружие массового ошеломления.

– Сидеть… сидеть… сидеть… СИДЕТЬ! СИДЕТЬ, иначе ваши мамочки за вами сегодня не придут! – гремела Старшая Ван.

Дети бродили по комнате, между столами и стульями, словно некий великан взял пригоршню пухлых неваляшек и метнул их в обувную коробку. Некоторые уже перестали колыхаться, а некоторые все еще болтались враскачку по комнате – искали хоть что-нибудь привычное. У всех был потерянный вид. Мама! Мама! Хочу домой!

Учительницы Ван и Ли царили в этой комнате, задача первого утра – усадить двадцать восемь попок на двадцать восемь крошечных стульчиков. Деревянные стульчики были расставлены полукругом, обращенным к доске, в комнате площадью с гараж на две машины. Здесь было битком инвентаря китайского образования: вдоль трех стен громоздились многоярусные кроватки, темная меловая доска, два фарфоровых горшка, где уже накопилось по нескольку дюймов желтой мочи. (Садик Рэйни был чуточку современнее, хотя в некоторых туалетах унитазы все еще были стоячие.)

– Сидеть! – Ван и Ли вышагивали по комнате, высматривали ревевших детей. Едва ли не на каждом шагу им попадался ребенок, и они стремительным движением хватали его за плечо и вели крошечное тельце к ближайшему стульчику. Обе учительницы двигались решительно, однако Ван прямо-таки высасывала весь воздух, словно робот-пылесос, у которого нет выключателя.

– Сидеть! – велела Старшая Ван. – СИДЕТЬ, иначе мама за тобой не придет. СИДЕТЬ, иначе бабушка за тобой не придет! СИДЕТЬ, иначе я тебя после тихого часа домой не отпущу.

Дети плакали пуще прежнего. Мама! Мама! Хочу домой!

Гвалт стоял потрясающий. Учительницы визжали, перекрывая любой шум. Ван – высокая и тощая, лицо – сплошные углы. Резкий голос, способный стремительно меняться от сахарно-сладкого («Здравствуйте, мисс Чу») до резкого, как мачете («Стой смирно!»).

Двигалась она тоже отрывисто – указывала на пустой стул, троекратно стучала по столу, вдруг присаживалась, подхватывала ребенка подмышки и втягивала на сиденье. Я подумала о первом дне Рэйни в саду, и мне стало интересно, как вела себя с моим ребенком учительница Чэнь.

Когда все тела оказались на своих местах, началась муштра сидения.