Я – дитя американской культуры и, как и мои собратья с Запада, романтизирую представление об одиноких чудаках-гениях вроде Стива Возняка или Стива Джобса, изобретших персональный компьютер в гараже или взявшихся переворачивать с ног на голову целые сферы производства. Кто б не желал, чтобы его ребенок удалился куда-то с парой микросхем и вернулся с зачатками продукта, который навсегда изменит наш стиль жизни и работы?
Сейчас китайский способ пробиваться, может, и более зависим от других людей и ориентирован на групповую деятельность, а перемены, вероятно, будут происходить скорее постепенно, нежели шквально и революционно. Задумайтесь: китайских художников учат в ранних работах подражать какому-нибудь известному живописцу и копировать его работы еще и еще, пока приемы не войдут в моторную память. (Настоящее творение начинается, когда усвоены основные навыки.) Китайские компании, которые считаются самими революционными, вполне доказуемо взяли чью-то модель, понемножку ее улучшили, и получилось нечто уникально китайское. Разве это не инновация, обозреваемая не через западную призму? Пока выходит вот так. По словам преподавателя предпринимательства, если визионер уровня Стива Джобса – действительно то, чего желает Китай, Китаю хватит одного такого. (По правде сказать, на Западе тоже не очень-то много «Стивов».)
Один из администраторов в среде платного образования сказал мне, что, как бы люди Запада – и многие китайцы – ни ругали авторитаризм китайской общественной, политической и образовательной системы, на самом деле она способна готовить людей к рисковым предприятиям (хотя явно еще и подталкивает людей нарушать закон). «Китайцы привыкли преодолевать кирпичные стены – ты строишь стену, а они соображают, как ее обойти, еще до того, как бетон схватился». Склонность пренебрегать планированием тоже может поддерживать экспериментальные подходы, а они порождают инновации: даже бетон в Китае не очень-то на века, не то что на Западе. В Китае бригады дорожных рабочих заливают бетонную дорогу, а через две недели сковыривают, потому что надо прокладывать трубы. В этом курьезе суть такова: все возможно, и привычные нормы неприменимы – разломай, залей заново, еще и еще раз.
Сила китайского рынка в том, что перемены происходят быстро, со скоростью и в стиле, которые поражают воображение большинства работающих здесь людей Запада. В такой обстановке целеустремленность и хватка ценнее личного творчества. «Когда дело доходит до упертости, китайцам нет равных, – а еще в них есть готовность пробовать, ошибаться, пробовать, ошибаться», – говорил один знакомый американский инвестор, проработавший в Китае пятнадцать лет. Означает ли это, что Китай не способен подарить миру Стива Джобса? Или это попросту означает, что такая революция будет выглядеть несколько иначе? Один профессор педагогики с Запада, постоянно навещавший Китай с 1983 года, сказал мне: «Китай становится инновационным, и это происходит очень, очень быстро».
Те, кто работает в Китае, едины во мнении, что довод о «недостатке творчества» – ложный. Школьный класс, несомненно, возводит преграды для самовыражения – среди многих других бед (справедливости ради скажем, что работники просвещения по всему миру обеспокоены этим и в своих школах), однако китайцы стараются преодолеть такие трудности. Если в школе не удается, возможности возникнут на рабочем месте.
«Личное наставничество и подготовка – мои главные приоритеты», – говорит высокопоставленный шанхайский чиновник в сфере технологий, работающий с тысячами юных китайских программистов и инженеров. «Моя работа – снять с них цепи. Кое-кто чрезвычайно быстро учится, и вот они-то и становятся лучшими из лучших».
Само собой, для качественнейшего развития творчество и парадоксальное мышление требуют крепкой почвы из технических навыков и дисциплины, что распространяется и на художников, и на писателей, и на предпринимателей в сфере технологий. Размышляя об образовании Рэйни в Китае, я понимаю, что ему дали крепкую базу математики, естественных наук и других академических дисциплин. В идеале он получит и всякие чудесные навыки межличностных отношений, и образование в гуманитарных науках (над чем нам, вероятно, предстоит потрудиться в будущем). Если школьная среда питает одну часть этого уравнения, как часто случается с китайскими школами, другую необходимо крепить дома или вне школьного класса.
Я хотела, чтобы в этом уравнении мой сын везде чувствовал себя свободно.
Рэйни делал семимильные шаги в сферах, которые нам в китайской системе нравились: он становился дисциплинированным и учтивым ребенком, а также хорошо схватывал числа и набирал все больше багажа для начальной школы.
– У Рэйни теперь поразительное чутье на самоконтроль, – сказал Роб на второй день операции «Решение выйти вон».
– Да, но ты видел, как он раскрашивает? – спросила я. – Он будто не может штриховать внутри контура и рисует одних динозавров. Постоянно. – Хотя иногда по поводу китайского образования нервничала я, бывало, наступала очередь Роба.