Китайские дети

Я вновь посмотрела на Рэйни, но он, похоже, вознамерился меня не замечать. Может, все потому, что его «бабушка», назначенная на один день, вообще-то родила его? Вряд ли трехлетка ощущает на себе давление среды, но в тот миг я осознала: Рэйни кое в чем отличается от одногруппников настолько, что не скроешь. Все еще хуже оттого, что китайская культура сосредоточена на коллективном, а не личном, и я наблюдала, как психология Рэйни уже смещается в том направлении. Ему было неловко, потому что он выделялся.

Дети хлопали себя по коленкам под «Большого петуха, большую курицу», а затем под другую развеселую песенку, посвященную любимым темам Партии – работе и труду, – и наконец учительница Чэнь добралась до сути праздника – до урока сыновнего послушания.

– Дети! – воскликнула учительница Чэнь, дважды хлопнув в ладоши. – Давайте скажем нашим бабушкам и дедушкам: «Вы так упорно трудитесь!» Бабушки и дедушки – старшие, давайте выкажем наше почтение и сделаем нашим старейшинам массаж!

Массаж старейшинам?

Заскрипели стульчики, дети встали и забежали за спины своим дедам и бабкам. Сидя на своем микро-стульчике, я оказалась одной высоты с Рэйни, когда он подошел.

– Привет, Рэйни! – сказала я, приглаживая ему волосы.

– Тай синькулэ – ты так упорно трудишься! – скомандовала учительница Чэнь. – Говорим, дети!

Дети подхватили.

– Тай синькулэ – ты так упорно трудишься! – пропищала детвора, глядя на своих стариков. Рэйни удалось промямлить что-то в мою сторону.

– А теперь массируем старших! – объявила Чэнь.

Рэйни обошел мой стул и положил ручонки мне на спину. Остальные дети сделали то же самое, и я осознала, что воспитанники репетировали эту церемонию на занятиях. Рэйни мял меня вяло – так прикасаются к стенке, на которой еще не досохла краска, но вскоре все и закончилось. Двадцать семь детей помассировали спины двадцати семи китайским старейшинам, а двадцать восьмой – мой сынуля – погладил по спине свою мать-американку.

В тот вечер Рэйни простонал:

– У меня нет бабушек и дедушек.

Само собой, они у него были – четыре штуки, но жили на другой стороне планеты. Переезжать к нам не хотелось ни одному.

Близился китайский Новый год, важнейший праздник китайского календаря, и я пронюхала, что остальные родители уже готовят изысканные дары. Я сообразила, что пора несколько подпитать гуаньси – отношения с учителями Рэйни. Бабушек и дедушек Рэйни под рукой не было, разделить нагрузку его образования мне было не с кем, но мать, очень заинтересованная влезть в громадную шкуру китайского родителя, у него имелась.

С задачей покупки подарков я справиться могла.

Я оказалась в магазине «Кауч»[6] в Хьюстоне, когда отправилась посреди года повидать родителей, Рэйни прихватила с собой. День в торговом центре был вялый, и, когда продавщица в «Кауче» выяснила, что именно я хочу купить, она принялась увлеченно таскаться за мной.

– О! – сказала она, встрепенувшись. – Вы подарки ищете? Для китаянок?

– Да. Мне надо два…

– Да! Для китаянок! – воскликнула она. – Китаянки ходят сюда толпами и скупают сумочки на тысячи долларов. Очень хорошие клиенты!

Налоги на ввоз взвинчивают цены на зарубежные торговые марки в Китае вдвое, а то и втрое, и потому китайский потребитель при деньгах начал летать за покупками в Европу, Штаты, Гонконг и Корею. Хьюстонская продавщица приметила сумочку с ремешком и ярко-синими «К», огладила буквы пальцем – и выдала диагноз покупательским привычкам зажиточных китаянок:

– Китаянки любят все, что начинается на «К». Любят металлические эмблемы с дилижансом и лошадками, потому что это классика. Обожают лакированную кожу, яркие, броские, пластиковые цвета. Любят молнии, чтобы ничего не было открыто и уязвимо. И еще ремешки, чтобы носить вот так, – завершила она, вешая сумку на плечо. Пока она говорила, слова из нее сыпались все быстрее, и все, о чем вещала, она показывала: логотип, кожа, молния, ремешок.

Я высадила полтысячи долларов на сумочки, у каждой – все четыре обязательных атрибута, и понадеялась, что привлеку к своему сыну немножко внимания. Рэйни недоумевал. По дороге из торгового центра он выпалил:

– Это для кого сумочки?

– Для твоих учительниц Чэнь и Цай.

В голосе у Рэйни послышалась растерянность.

– У них уже есть сумочки, – сказал он.

– Это подарок, – отозвалась я.

– То есть у каждой будет по две сумочки?

– Да, – ответила я, пристально вглядываясь в дорогу поверх руля. Рэйни уже просек абсурдность положения.

В современном Китае дарение подарков – важная часть ритуала в любых ценных отношениях. Из того, каков подарок – насколько он дорог, как его преподнесли, иногда с курбетами едва ли не комическими, – вытекало множество разнообразных следствий. Большинство моих знакомых китайцев считает этот ритуал утомительным, а само действо таким замысловатым, что исследователи посвятили немало диссертаций формальностям и скрытым смыслам дарения. Китайская культура – иерархическая, и при вручении подарка человеку «с высоким уровнем власти» надо непременно явить «почтительное речевое и невербальное поведение», писал ученый Хайжун Фэн.