Китайский дневник

Син Чен попросила у меня чистую миску и собрала в нее еду – понемногу от всех блюд – очевидно, для Тянь Ся. Поев, хозяева по очереди меня поблагодарили и удалились. Это напомнило мне, как благодарят поваров дети в детском саду – механически и с каким-то поддельным энтузиазмом. Син Чен, судя по звуку шагов, поднялась на самый верх – кормить старушку в ее комнате, – а Хуршид вновь скрылся на улице; остальные разошлись по комнатам, и я немного погодя услышал, как защелкали открывающиеся замки. Второго залпа щелчков не последовало – видимо, двери закрывались только когда постояльцев не было на месте.

Развернувшаяся перед моими глазами картина разительно отличалась от того, что было в предыдущие дни, и я всё никак не мог избавиться от тягостного чувства: все эти люди чем-то на меня обижены. Но поводов для обид не было, они были погружены в творческий процесс, и он один занимал теперь все их мысли.

Я включил музыку на телефоне, выбрал группу «Ундервуд», чтобы стало повеселее, и убрал со стола. На кухне заодно перемыл утренние миски. Навел порядок, подмел пол. Заняться было нечем, я вернулся в гостиную и стал перелистывать книги, стопками стоявшие на низеньких столиках в дальнем углу. Книжных полок в доме не было. Книги все были посвящены традиционной китайской культуре, медицине, философии, были и книги китайских стихов – подборки авторов, живших во время правления разных династий. Всё это было для меня китайской грамотой (я мысленно улыбнулся получившемуся каламбуру). На телефоне, оставленном на кухне, вместо «Ундервуда» внезапно заорал Шнуров, и я вдруг подумал, что, наверное, мои творческие хозяева всё это сейчас слышат, и звук музыки мешает им работать. Я вернулся на кухню и выключил телефон. Было откровенно скучно, я ничем не хотел заняться, да и не знал, за что взяться. Мелькнула мысль, что, возможно, пора собирать вещи и отправляться отсюда, но мне всё-таки хотелось понаблюдать за этими странными людьми, да и особых планов передвижения у меня не было. Был, конечно, вариант добраться автостопом до тропического региона Си-Шуан-Бань-На, где сейчас должно быть очень тепло, и там побродить по окрестным деревням с плантациями пуэра… Тогда я еще не знал, что это, возможно, было бы самым разумным вариантом. Не знал и того, что в ближайшие дни мне уже не придется скучать.

На улице по-прежнему светило солнце, и я решил прогуляться. К тому времени я изведал уже все дорожки, которые разбегались от дома в разных направлениях. Сегодня мой выбор пал на ту, что спускалась к небольшому водопаду в бамбуковой роще. Место располагалось в низине, там никогда не было ветра, а в воздухе разлетались облака мелкой водяной пыли. В том направлении любил ходить Хуршид, и я в тайне надеялся, что смогу его там сегодня застать.

Около часа я шел по дорожке мимо причудливых карстовых образований, торчащих сквозь заросли тростника и ельника. Проходя мимо молельного домика, затерянного в этой глуши и обычно очень неухоженного, я внезапно остановился. Впервые за всё это время домик был аккуратно прибран, а у подножия черного изваяния бородатого божка в просторных одеждах дымились сандаловые свечки, рядом лежали сморщенные яблочки и миска с окоченевшим рисом. Свечек было три, так что нетрудно было догадаться, кто их поставил. Хуршид, как и следовало полагать, воздержался от «идолопоклонства», так что свечки, по всей видимости, принадлежали Манфу и двум китайцам. Похоже, я разгадал причину их временного отсутствия в полдень. По традиции перед началом важного дела китайцы ставят свечки своим божествам, хотя в обычное время могут и не проявлять совершенно никакой набожности. Но начало творческого «сезона» было для моих друзей крайне значимо, и потому требовало благословения высших сил. Постояв перед изваянием божка, по полустертому лицу которого ползли отблески солнечных лучей, так что казалось, будто лицо всё время меняет свои формы, я направился дальше.

Издали донесся шум водопада, и вскоре я вышел на небольшую площадку с вытоптанной прошлогодней травой, практически полностью утратившей первоначальный зеленый цвет. Площадка заканчивалась обрывом высотой метров двадцать, и внизу было небольшое озерцо, наполняемое двойной струей невысокого водопада, стекавшего из расщелины в противоположном горном склоне.