— Ты, может, есть хочешь? — спросил Боцзюэ. — Вон на столе сладости остались.
Се Сида подал ему блюдо жареной свинины и утку. Певец взял блюда и пошел закусывать. Боцзюэ подхватил палочками полпузанка и сунул ему со словами:
— Сдается мне, ты таких кушаний в этом году и не едал. На, попробуй.
— Ну дай же ему все, что есть, — вмешался Симэнь. — К чему на столе оставлять?
— Ишь какой! — возразил Боцзюэ. — После вина проголодаюсь, сам еще съем. Ведь рыба-то южная. В наших краях в год раз и бывает. В зубах застрянет, потом попробуй понюхай — благоуханье! Отдай — легко сказать. Да такую и при дворе вряд ли пробуют. Только у брата и доводится лакомиться.
В это время Хуатун внес четыре блюдца — с водяными орехами, каштанами, белыми корнями лотоса и мушмулой. Не успел Симэнь к ним притронуться, как Боцзюэ опрокинул блюдце себе в рукав.
— Мне-то хоть немножко оставь, — сказал Се Сида и высыпал в рукав водяные орехи.
Только корни лотоса остались на столе. Симэнь взял корешок в рот, а остальное отдал Ли Мину. Он наказал Хуатуну принести певцу еще мушмулы, Ли Мин спрятал ее в рукав, чтобы угостить дома мамашу. Полакомившись сладостями, он взял гусли и заиграл.
— Спой «Там, за перилами, цветы и радость», — заказал Боцзюэ.
Ли Мин настроил струны и запел:
У пруда на свежей травкеПо перилам нервно я стучу,Кому сердечные муки поведать?Молчат цветыИ мотыльки безмолвны.Разлука мне душу терзает.Дух Весны, почему милого не задержал?Мне тяжело: опадают цветы, летит ивовый пух,Нежно льнут к цветам мотыльки,Все как и прежде кругом,Жизнь ликует, как и всегда.Какая тишина! Был бы милый рядом!Помню: в начале весны мы расстались.Яблони только начинали цвести,Едва-едва раскрывались бутоны.Неожиданно разнеслось гранатов благоуханье,Погрузился красный лотос в глубину пруда.Пришла жара. Без веера ни шагу,А вот и ветер налетел на золотые хризантемы,Сорвал листья, оголил платаны.Зимние сливы уже зацвели, падают снежинки.В теплых дворцах благовонья струят аромат.Сколько за год дум! Сердце гложет досада.Где мой милый, узнать бы,Страдает один-одинешенек,Где томится в тоске?Радость первой встречи, потом тяжкие вздохи.Упускают молодые юные годы любви.Пока весна, мы все безмятежны,Но страшит нас сумерек приход.Нас посещает в сумерки досада.Тосковать несчастной мне одной,Благовония курить,С кем ложе мне делить?Ночь бесконечно длинна,А постель холодна, холодна.Я, как и ты, почиваю одна.Надеюсь на свиданье лишь во сне.На мотив «Коробейника»:Сбудется когда-нибудь жизни мечта,Мы, Небу благодарные, свадьбу сыграем.В этой жизни нам обоимСоюз счастливый предначертан,А пока мы в одиночестве тоскуем,Печалью жжет наши сердца.Заключительная ария на мотив«Сладостной мечтой упоена»:За прошлые грехи страдаю,Терзает душу мне тоска.Помню, клялся горячо под звездоюЮноша пылкий, бросивший меня.Когда в любви сольемся однажды,Устроим счастья пышный пир.Не расстанемся навек мы тогда.Под пологом рядом забьются сердца.Не забудь же, как страдала я!В тот день пропировали до самых фонарей. Боцэюэ и Сида дождались, когда им подали горошек с рисом, стали собираться.
— Ты завтра занят, брат? — спросил Боцзюэ.
— Да, с утра еду на пир в поместье смотрителя гончарен Лю, — отвечал Симэнь. — Их сиятельства Ань и Хуан вчера приглашали.
— Тогда Ли Чжи и Хуан Пин пусть послезавтра придут, — говорил Боцзюэ.