Китайский секрет

Если «великий дракон» умирал, все китайцы в знак печали не стриглись и не брились в течение ста дней, их головы и подбородки зарастали черной щетиной. А рабочие втихомолку радовались: ведь наследник богдыхана — новый «дракон» — всегда отменял прежние заказы.

Одному богдыхану приспичило заказать вазу, такую большую и такую нескладную по форме, что она трескалась каждый раз, как рабочие ставили ее в печь. Тогда приходилось начинать работу сызнова. У рабочих болели пятки от побоев.

В последний раз поставили они в печь проклятую вазу. Пламя из топки освещало их усталые, измученные лица. Они были уверены, что ваза опять лопнет, и тогда — им не миновать казни. С горя один из них бросился в печь и сгорел. Ваза вышла прекрасно.

Восхищенный богдыхан позвал рабочих, чтобы их наградить. Они пришли, но одного среди них нехватало. В печи лежала горсточка пепла.

Китайцы были уверены, что ваза не треснула потому, что рабочий принес ей свою жизнь в жертву. Его прославляли, в его честь воздвигли часовни. С тех пор он сделался у китайцев героем, покровителем всех фарфоровых мастеров.

Этого беднягу звали Пу-тсаи.

«Но жалкие почести, оказанные ему после смерти, не соблазнили никого больше последовать его примеру», написал д’Антреколль в своем письме в Париж, рассказав историю бедного рабочего.

Као-лин и пе-тун-тсе

Однажды старый Сунг, хозяин д’Антреколля, вернулся домой в дурном настроении. Его морщинистое лицо стало совсем серым, он бормотал что-то себе под нос, потом стал громко стонать и плакать. Охая, он взял круглое зеркальце и прибил его снаружи над входом в дом.

— Что случилось? — спросил д’Антреколль.

— Злые духи хотят меня погубить, — заплакал старик. — Они преследуют меня на пристани. Они придут в дом по моим следам, увидят свое отражение в зеркале, испугаются (потому что они очень страшные) и убегут.

— А что тебе сделали духи?

— Они опрокинули мои джонки на реке. Они подняли ветер, и мои джонки потонули вместе с прекрасным грузом! — Старик сел на порог и стал горестно причитать, покачиваясь вперед и назад: — Мои дорогие сыновья сами грузили као-лин на крепкие днища, мои прилежные сыновья сами делали пе-тун-тсе! Они послали джонки с као-лином и пе-тун-тсе вниз по реке из Фулианга, чтобы старый Сунг мог продать этот груз на фарфоровые фабрики! Чтоб их бедный отец мог успокоить свою старость и купить себе бронзового бога! А злые духи опрокинули мои джонки! О, мой као-лин! О, пе-тун-тсе! Ловкий мастер не сделает из вас прекрасной посуды! Вы лежите на дне, над вами плавают рыбы, но рыбы не умеют делать фарфор! Старый Сунг не купит себе бронзового бога!

Тут старик вдруг замолчал и подозрительно взглянул на д’Антреколля.

Монах уже привык, что китайцы всякую неудачу приписывали злым духам; рассказ старика его не удивил. Но когда Сунг заговорил о фарфоре, у монаха замерло сердце. Так вот из чего делают фарфор! Као-лин и пе-тун-тсе! Као-лин — это значит: высокий хребет, а пе-тун-тсе — маленькие белые кирпичики. Что же это такое?

Старик угрюмо ушел в угол и стал зажигать благовонные палочки перед носом глиняного идола с десятью руками. От него ничего больше нельзя было добиться.

Кукольный театр

А д’Антреколль уже напал на след. Он болтался целыми днями у пристани. Зорко наблюдая за джонками, прислушиваясь к отрывочным словам матросов и купцов, он узнал, что као-лин — мягкая белая глина, ее добывают в горах, носящих название «Высокий хребет», пе-тун-тсе — маленькие белые кирпичики, их тоже привозят джонки.

Д’Антреколль узнал, что рабочие раскалывают в горах твердый горный камень и делают из него кирпичики. Но как же из кирпичиков делают фарфор?

Однажды д’Антреколль увидел на площади смешную будку, увешанную пестрыми флагами с бахромой.

Перед будкой стояла толпа. Ребятишки пролезали вперед к сидевшему возле будки музыканту, который играл на длинной флейте, а ногой, с зажатой между пальцами палочкой, ударял по маленькому барабану, стоявшему рядом с ним. Вдруг занавеска на будке раздвинулась, и в отверстии появилась куколка, которая смешно передвигала ногами, поднимала руки и вертела головой, как живая.

Налетевший ветерок распахнул занавеску шире, и д’Антреколль увидел над куколкой руки хозяина, который ловкими пальцами дергал и перебирал нитки, протянутые к кукле, заставляя ее двигаться. Самого кукольника не было видно за занавеской.

Д’Антреколль остановился и стал смотреть.

Двигавшаяся куколка изображала молодую китаянку; она пела песенку (то есть вместо нее чей-то голос пел за занавеской) и танцовала.

Потом на сцену вышла другая кукла — отец китаяночки. У него были длинные черные усы и борода и высокая шапка на голове. Тут пришла еще третья куколка — молодой, бедно одетый китаец. Д’Антреколль понял, что молодой китаец сватает китаянку, а отец соглашается ее отдать только за очень большой выкуп.

Потом старый китаец и китаяночка ушли, а молодой остался и начал жаловаться, что он беден и не может дать выкупа. Ничего у него нет, кроме синей фарфоровой вазы, которую ему оставила на память его умершая мать.