Китайский жадеит

Я достал ключ и отпер дверь, полагая, что это произведет лучшее впечатление, чем если я просто слегка стукну по замку – эффект был бы тот же самый, – и мы вошли в следующую комнату, открывавшую взору посетителя ржаво-красный ковер с богатым узором из пролитых чернил, пять зеленых ящиков картотеки, из которых три были заполнены целебным калифорнийским воздухом, рекламный календарь, изображавший живописно разбросанный на небесно-голубом полу набор «Дионна», несколько почти ореховых стульев и стандартный письменный стол со стандартными отпечатками каблуков на нем и стандартным скрипучим вертящимся креслом позади. В это кресло я теперь и опустился, накрыв телефон шляпой.

До сих пор я еще не успел разглядеть ее как следует, даже при свете фонарей в Кастелламаре. На вид ей было лет двадцать шесть, и, судя по всему, она страдала бессонницей. Пышные каштановые волосы обрамляли усталое миловидное личико: неширокий, но зато высокий, выше, чем считается красивым, лоб, маленький любопытный носик, верхняя губа самую малость длинновата, рот далеко не самую малость широковат. Глаза ее могли быть очень синими, когда старались. Ее можно было бы назвать скромной, но не по-мышиному. Ее можно было бы назвать модной, но не по-голливудски.

– В вечерней газете, которая выходит утром, я прочитала, что они напечатали обо всем этом, – сказала она.

– А это значит, что они не собираются раздувать это дело, иначе они приберегли бы сенсацию для утренних газет.

– Ну, во всяком случае, сегодня утром я немножко поработала на вас, – сказала она.

Пристально поглядев на нее, я подвинул через стол плоскую пачку сигарет, а сам принялся набивать свою трубку.

– Вы ошибаетесь, – сказал я. – Я не занимаюсь этим делом. Вчера вечером я наглотался достаточно грязи и, чтобы уснуть, полночи глушил себя виски. Пусть им занимается полиция – это ее работа.

– Не думаю, – сказал она. – Во всяком случае, не только ее. В конце концов, вам надо отработать ваш гонорар. Или вы не получили гонорара?

– Пятьдесят монет, – отчитался я. – Я сейчас же верну их, как только выясню, кому их можно вернуть. Даже моя собственная матушка не стала бы утверждать, что я их заработал.

– Вы мне нравитесь, – сказала она. – Глядя на вас, думаешь: вот парень, который уже стал было почти законченным уголовником, но в самый последний момент что-то его остановило. Вы знаете, кому принадлежало это жадеитовое ожерелье?

Я рывком выпрямился в кресле так, что заболело все тело.

– Какое жадеитовое ожерелье? – я почти орал на нее. Ведь я ничего не говорил ей про это чертово ожерелье. Да и в газете о нем ничего не могло быть.

– Вам не требуется много ума, чтобы сообразить, что к чему. Я побеседовала с человеком, которому поручено это дело, – вы знаете – лейтенант Ревис. Я рассказала ему про вчерашний вечер. Видите ли, я легко нахожу общий язык с полисменами. Он решил, что я знаю больше, чем это было на самом деле, ну и проговорился кое о чем.

– Ладно. Так кому же оно принадлежит? – спросил я после тягостной паузы.

– Некоей миссис Филип Кортни Прендергаст – леди, которая живет в Беверли-Хиллз – во всяком случае, некоторую часть года. У ее мужа есть миллион или что-то около того и больная печень. Миссис Прендергаст – черноглазая блондинка, которая, пока мистер Прендергаст сидит дома и принимает каломель, посещает разные занимательные места.

– Блондинки не любят блондинов, – сказал я. – Линдли Пол был белокурее любого швейцарского йодлера.

– Перестаньте нести чушь. Вы начитались голливудских журналов. Этот блондин нравился этой блондинке. Я знаю. Мне сказал редактор отдела светских новостей в «Кроникл». Он весит двести фунтов, носит усы и зовут его Джидди Джерти.

– Это он сказал вам про ожерелье?

– Нет. Про ожерелье мне сказал управляющий Ювелирной компании Блока. Я объяснил ему, что пишу статью о редком жадеите для «Полицейской газеты». Видите, вы заставили меня сострить.

Я в третий раз поднес спичку к своей трубке и со скрипом откинулся в своем кресле назад, так, что чуть не грохнулся спиной на пол. – Ревису все это известно? – спросил я, стараясь глядеть на нее так, чтобы она этого не заметила.

– Если и известно, то мне он об этом не сказал. Впрочем, он может без труда все это выяснить, и я не сомневаюсь, что выяснит. Он не глупее других.

– За исключением вас, – сказал я. – Он говорил вам про Лу Лида и Фуенте-мексиканца?

– Нет. А кто это?

Я рассказал ей все, что знал.

– Господи, какой ужас, – вздохнула она и улыбнулась.

– А ваш старик случайно не был полицейским, нет? – подозрительно спросил я.

– Он почти пятнадцать лет был шефом полиции в Помоне.

Я ничего не ответил, вспомнив, что шеф полиции Помоны Джон Прайд был застрелен года четыре тому назад двумя несовершеннолетними бандитами.

Помолчав немного, я сказал:

– Я так и думал. Что же дальше?