Китайцы как самостоятельная раса

Крупный купец и мелкий торгаш равным образом поражают деликатностью в обхождении с покупателями, необычайной оборотливостью в своих делах, рассчетливостью и предприимчивостью. Купцы имеют большую склонность рисковать всем своим капиталом при нелюбви в расточительности, и потому в будущем явятся опасными конкуррентами, для тех иностранцев, которые в торговле мало предприимчивы. Мелкие торговцы имеют большую склонность к обделыванию всяких делишек, занятию разменом денег и даже ростовщичеству, чем китайцы напоминают евреев. Однако к распискам и письменным договорам почти не приходится прибегать. Европейские коммерсанты и банкиры, имеющие с китайской народной массой торговые обороты на десятки миллионов рублей, поражаются честностью купцов. Эта симпатичная черта народа удивляет невольно и европейцев-туристов, привыкших у себя дома на родине видеть воровство во всех классах общества и на каждом шагу. В шумном и незнакомом портовом городе, положим, у пароходной пристани, можно послать любого, совершенно незнакомого китайца купить что-нибудь в лавке и принести на пароход: он непременно исполнит поручение, хотя бы видел человека в первый и последний раз в обстановке, где мог бы легко исчезнуть с деньгами бесследно. Исключения, конечно, бывают, но редко. До чего китайцы безкорыстны при всей их бедности — видно из того, что они слишком часто за большую услугу отказываются от вознаграждения, церемонно извиваясь и оправдываясь тем, что предложенная вами плата велика, что мелкую услугу можно оказать и даром, и разными софизмами. Назойливость нищих объясняется крайней бедностью многих людей, и она проявляется особенно в отношении в русским, отличающимся щедростью при сравнении, напр., с англичанами. В портовых городах только около русских пароходов толпятся разные полуголые бедняки. Хунхузы — это продукт войн; в мирное время они существуют более в абстрактном представлении, чем на самом деле.

X.

Всякое нарушение государственного строя в Китае крайне опасно в виду необычайной численности населения. и приспособленности в определенно сложившемуся исторически семейному и общественному быту. Самые страшные революции, которые только происходили на земле, были в Поднебесной Империи... В эти исторические моменты появляется на сцену даже людоедство. К счастью, децентрализация денежных средств, званий, довольно равномерное распределение земельных участков — делали до сих пор невозможным участие всего океана населения в народных смутах, и восстания пока были то же, что лесные пожары в тайге: погорит в том или ином месте и потухнет в силу естественных законов. Труд ценится очень низко, чем широко пользуются иностранцы. Китаец скорее умрет с голоду, — что и бывает в иные годы в возмутительных размерах, — чем пойдет на убийство или грабеж из-за денег. Случаи разбоев при нормальном течении государственной жизни в отношении к числу жителей — до крайности ничтожны. Но в смутную пору, когда нарушается хозяйство и старикам грозит голодная смерть, мужская молодежь набрасывается на все съедобное, как шакалы на падаль.

Из мужчин, уже в виду их значительного численного преобладания над женщинами, поневоле выделилась издавна огромная масса людей в чернорабочий элемент, уходящий за пределы империи на заработки. Этим чернорабочим застенного Китая не полагается, по обычаям страны, брать с собою жен, и потому, как правило, тысячи китайцев, живущих на нашей территории Дальнего Востока, в Благовещенске, Хабаровске, Владивостоке и др. городах, и десятки и сотни тысяч обитающих в Японии, на Малайском архипелаге, в Австралии, Африке, Америке — все люди бессемейные. Замечательно, что они обнаруживают равнодушие в женщинам тех народов, среди которых селятся, особенно европейской крови, — вероятно вследствие глубокого расового отличия, — и в всеобщему удивлению почти не посещают инородческих публичных домов. Прижитых на стороне от смешанных нравов детей не полагается привозить на родину. Есть такие фанатики, которые добровольно оскопляют себя только для того, чтобы, оставшись холостыми работниками, служить подспорьем многодетному отцу и деду.