Китобой

— И если надо перейти по палубе с борта на борт, то под горку — легко, встал и поехал. Но обратно — только держась за что-нибудь, и лучше в обход, и падать не рекомендуется, потом долго отмываться — это уже делится опытом мой недавний собеседник.

— Как вы только в этой вони живёте… эта хрень же с палубы уже не отмоется никогда — прошептал я, когда очередной порыв ветра накрыл меня с головой густым и непередаваемым запахом разделочной палубы.

— Ха. Привыкли и ты привыкнешь. На базе перед выходом в рейс на основной деревянный настил еще один нашивается — стомиллиметровые дубовые доски на обе разделочные палубы — на нем и идет разделка. А когда приходит команда «палубу рвать», это значит, идём домой! И этот верхний настил, насквозь пропитанный кровью, жиром и черт знает чем, срывается и летит за борт. А потом, до самого прихода боцманская команда только и делает что палубу драит… К концу путины, за восемь месяцев, представляешь, как все это обрыдло? Мы же тут без выходных работаем, двенадцать чесов вкалываешь, двенадцать часов спишь и отдыхаешь — мужик обводит рукой покрытую кровью палубу — так вся команда эту палубу на куски вмиг разносит, когда домой идти предстоит!

— Понятно, спасибо братва, увидимся ещё, я тут на две недели застрял, сняли меня со штурманов, в помощники гарпунёра пока определили, вот и буду я у Томаса тайны профессии постигать.

— Ага, у Томаса? Ха! Ну давай, удачи и фарту — как-то подозрительно весело хохотнули мужики, и о чем-то перешёптываясь пошли дальше глумится над трупом кита.

Восемь месяцев без выходных!!! По двенадцать часов!!! Из рейса в рейс!!! Вот это работёнка у мужиков. Как они только ходят и рогами ни за что не цепляются?

Гарпунер — уникальная специальность, как космонавт. Их можно всех за всю историю китобойного промысла пофамильно перечислить. Второй человек по рангу на китобойце и первый с начала и до конца охоты (капитан и по его команде весь экипаж беспрекословно выполняют команды гарпунера). Фактически, конечно, он всего двух человек в подчинённых имеет — помощника и марсового (бочкаря), но ряд работ и другие члены команды выполняют по его распоряжению. Например, боцман перецепляет лини, если длины основного не хватает, кто-то из матросов управляет лебёдкой и так далее.

Когда я добрался до крюйт-камеры, то застал на палубе несколько человек стоящих перед глубоким стариком. Седая борода, почти горбатый, ноги в раскорячку. Одет старик был точно так же, как и все остальные — в ватник и шапку ушанку. Почти на чистом русском, с небольшим акцентом он вещал своим слушателям премудрости гарпунного дела.

— Рыбу когда-нибудь ловили на спиннинг? На китобойце мы имеем нечто похожее на спиннинг. Наша фок-мачта будет удилищем, лебедка — катушкой, а линь — леской. Только крючок мы будем забрасывать не руками, а выстрелом из пушки. Вы, надеюсь, меня поняли? — Старик ходит с умным видом туда и обратно, смотря за реакцией слушателей, а вот их похоже речь старика особо не впечатлила.

— Старый, мы уже пятый раз приходим к тебе, а ты каждый раз одно и тоже талдычишь. Может уже к учебе приступим? — возмущается один из мужиков.

— Не выйдет из тебя гарпунёра, нетерпеливый ты — совершенно спокойно возражает старик — а тут ведь что главное?

— Ну и что?

— Главное уметь ждать. Выбрать нужный момент и только тогда произвести выстрел. И вообще, кто из вас рассчитывает научиться бить китов быстро — может не ходить ко мне. На гарпунёра несколько лет учатся. В промысловом трюме ученики трудятся года два. Они учатся разбирать и смазывать пружины, сращивать и укладывать линь в тросовый ящик, изготовлять чекели, оклепывать цепи, а к пушке их вообще только через пять дет подпускать можно!

— Да что там сложного-то? Пушка, линь и гарпун. Или ты нас за идиотов старик держишь? Какие пять лет? Столько даже на летчиков не учат, а там то всё посложнее будет, где самолёт и где твоя пушка?

— Тебя тоже учить не буду — тут же включился старик — иди на летчика и учись.

Норвежец посмотрел на возмущенно зашумевших моряков и сказал, как выплюнул:

— Нельзя вас к пушке подпускать. И учить я вас не буду. Идите от сюда, сегодня же скажу старпому, что снова никудышных мне учеников прислал.

Ученики переглянулись меж собой, и, видимо, решив обидеться, с официальной сухостью козырнули норвежцу и молча разошлись по своим делам. Возле крюйт-камеры остался только я да старик. Я, честно говоря, тоже бы ушёл, но вот только куда? Где жить и столоваться мне так никто и не показал, а дело уже скоро к обеду будет. Вот же подосрал мне старпом! Ведь наверняка же знал, что Томас уже выживший из ума старикан, которые не сможет научить даже как пуговицы на ширинке застёгивать!

— А ты чего стоишь остолоп? Кому сказано было — не буду учить! — завёлся старикашка. Да мне бы только выяснить, где кости уронить, да как в столовку и до Ирки добраться…

— А и правильно дедушка! Нельзя их учить! Нетерпеливые они! — ну ка попробуем со стариканом на его языке поговорить.

— Верно говоришь! Нельзя! — недоверчиво смотря на меня, всё же подтверждает Томас.