Китовый ус

Это было правдой. Чубуков писал для себя. Просили выхода мысли и чувства, кипевшие в нем непрестанно, нужно было во что-то употребить обострившееся мировосприятие, свое новое зрение — раньше он не видел, не замечал многих вещей, теперь же, после года постоянного анализа собственных поступков, мыслей и чувств, Чубуков научился лучше смотреть, тоньше понимать состояние людей. По совету корреспондента он прочитал «Мартина Идена». Как и у героя Джека Лондона, у Чубукова были нетронутые силы молодости, уверенность в своих силах, доходящая иногда до ощущения всесильности, — он без устали мог сидеть, не вставая из-за стола по двадцать часов в сутки, написать десятки страниц романа, прочитать в день две-три книги, поражаясь силе человеческого духа и необозримости опыта, таящихся в них, и — собственному невежеству, которое становилось все очевиднее.

В восемнадцать лет он закончил техникум и стал заместителем председателя колхоза по технической части в соседней области. Там ему было не до стихов. Он и Рите писал прозаические письма, а в конце ноября поехал к ней на день рождения. Пройдя двадцать пять километров по бездорожью, в метель, по пояс проваливаясь в сугробах, а затем проехав несколько часов поездом, только поздно вечером он добрался до Чугуева. В гостинице, где он обычно останавливался, свободных мест не оказалось. Когда он пришел к Рите, ее гости уже разошлись, и она повела его к Капитолине.

Теперь, спустя столько лет, Чубуков многие детали того вечера забыл. Но главное — осталось. Капитолина, помнится, даже отдаленно не была похожа на младшую сестру — у нее было дородное лицо и широкая кость. Несмотря на свои размеры и вес, она довольно ловко носилась по небольшой комнатке, украшенной всевозможными безделушками, обвешанной, накрытой всевозможными тюлями и рюшечками. Она заставила мужа чистить картошку и жарить ее, собирать на стол — тот возился в коридорчике у примуса, пока супруга рассматривала и расспрашивала гостя.

Чубуков тогда не произвел на нее впечатления своим внешним видом, тем более что Капа работала в ателье. Он был измотанным, осунулся за дорогу, брюки, которые высохли на нем в поезде, безобразно пузырились на коленях, черные ботинки от долгой борьбы с тонкой коркой льда на снегу стали спереди серыми…

О чем они говорили, когда муж управился и все сели за стол, Чубуков вспомнить сейчас не мог. Но две вещи он помнил всегда. Капитолина без обиняков спросила тогда, сколько он зарабатывает. Что ж, вопрос был законный, если ты почти жених. Чубуков ответил что-то нечленораздельное — откровенно говоря, он не знал, сколько получает. Оплата в то время в колхозах была такая мудреная, что он, главным образом, остановил внимание сестры Риты на четырехстах рублях доплаты к загадочному окладу, который ему был положен как специалисту. Капитолина, составляя мнение о вероятном зяте, приняла к сведению, видимо, только доплату…

Потом ему по настоянию хозяйки пришлось снять пиджак. В комнатке действительно было жарко. Капитолина что-то убрала со стола, что-то велела мужу поставить, и вдруг Чубуков почувствовал, что за рукав его сорочки, чуть пониже плеча, кто-то взялся. Обернувшись, увидел, что хозяйка сосредоточенно мяла в пальцах материал.

Чубуков вначале подумал, что он чем-то запачкал сорочку, и спросил:

— Что там?

— Да нет, я так, — ответила Капитолина, продолжая мять рукав в пальцах и прислушиваясь к шуршанию. — Никак не могу понять: настоящий щелк или искусственный?

Чубукову стало неловко. Рита, покраснев, отвернулась, закусила губу, а ему ничего не оставалось делать — надо было отвечать. Он посмотрел на свою искусственную клетчатую сорочку, вспомнил, что было написано на бирке, когда ее покупал, и разрешил сомнения Капитолины:

— Она вискозная…

Восемь месяцев спустя Рита вышла замуж. А Чубуков с тех пор стал болезненно щепетилен к своему внешнему виду, ходил всегда начищенный и наглаженный, покупал только дорогие костюмы, объясняя это всем, что он не столько много зарабатывает, чтобы позволить себе дешевые…

Впрочем, Капитолине он лет через десять попытался воздать должное. И не столько он, сколько его товарищ, живущий в Харькове, тот самый, через которого велась переписка с Ритой. Чубуков как-то оказался в Харькове, зашел к нему в гости и рассказал конец этой истории.

— Ах, так они! Поехали в Чугуев! — воскликнул товарищ, выскакивая из-за стола.

— Андрей, ты что вздумал?

— Я этой мещанке доставлю несколько страдательных минут. Я знаю, как им сделать больно! Или ты думаешь, что такое надо прощать? Вы же так любили друг друга, а эта капала и капала на мозги Рите, пока та не сбежала от нее замуж! Она же была глупой еще девчонкой, да и ты, что ты в то время умел или что не мог сделать? Игорь! — крикнул он во всю мочь. — Не смей прощать!