— Что действительно важно, — пояснил Тэрл, — так это законность, клеймо, ошейник и тому подобные нюансы. Именно это важно. Это то, что делает тебя полностью и безоговорочно рабыней. Порка — ничто. Это просто что-то, что может быть сделано с рабыней, просто опасность, которой подвергается рабыня, особенно если она оказалась не в состоянии удовлетворить запросов хозяина.
— Да, Господин, — вздохнула Сесилия.
— Безусловно, у рабыни могут быть эмоциональные реакции на многие вещи, на плеть, пощечину, одежда, решетку, еду, поручения, команды, почти на все, что угодно.
— У меня была эмоциональная реакция на мое избиение, — призналась она.
— Правда?
— Я ощутила, насколько глубоко я была вашей.
— Ты была моей рабыней до избиения, и не стала ей не больше и не меньше после него, — пожал он плечами.
— Но мне мои эмоции показались очень значимыми, — сказала Сесилия.
— Это неважно на фоне вовлеченных фактов, — заметил мужчина.
— Да, Господин, — вздохнула она.
— Не имеет значения, что Ты чувствуешь или не чувствуешь. Не имеет значения, избита ли Ты или нет, получила пощечину или нет, одета или нет, прикована цепью или нет, держат тебя домашней рабыней или отправили работать в поле, сделали кувшинной девкой или рабыней для удовольствий, балуют или держат в черном теле. Ты можешь быть куплена, продана и даже убита, как мне понравится.
— Да, Господин.
— Следует ожидать, что любой рабовладелец, которому Ты могла бы принадлежать, в какой-то момент, познакомит тебя с его плетью.
— Любой рабовладелец?
— Конечно.
— Но я не хочу быть проданной, — прошептала Сесилия.
— А я вот думаю о том, чтобы продать тебя, — сообщил Кэбот.
— Почему? — удивилась она.
— Ты привлекательная рабыня, — сообщил Кэбот. — Думаю, что мог получить за тебя хорошую цену.
— Пожалуйста, нет! — заплакала девушка.
— Не бойся, — успокоил ее хозяин. — Многие рабыни прошли через руки нескольких владельцев. И я уверяю тебя, Ты будешь рьяно стараться, ублажить любого господина, ошейник которого окажется на твоей шее.
— Но разве мы не были подобраны? — спросила она.
Кабот внезапно ожег ее сердитым взглядом.
— Как же тогда мы были подобраны? — поинтересовалась девушка. — Раз Вы владелец рабыни жившей во мне, коего я узнала, едва только увидев, то разве не должна я быть так же подобранной для вас, как рабыня для господина, живущего в вас?
— Это верно, — не стал отрицать Кэбот, — что я нахожу тебя, как, несомненно, сделало бы это большинство мужчин, интересной как женщину и как рабыню.
— И только это? — уточнила Сесилия.
— Я не люблю, когда мною манипулируют, — объяснил Кэбот, — даже если это делает безграничный, непостижимый интеллект.
— И из-за этого, Вы отказались бы от меня?
— Это было бы способом бросить вызов их воле.
— Что же тогда будет сделано со мной?
— Я мог бы просто отдать тебя кому-нибудь, — пожал плечами Кэбот. — Но я думаю, что будет лучше продать тебя. Мне было бы любопытно посмотреть, сколько Ты можешь принести, объективно, вне моего интереса к тебе, как одна из многих женщин.
— Значит, у вас действительно есть интерес ко мне! — воскликнула Сесилия.
— Ты — миленький кусочек рабского мяса, — усмехнулся Кэбот. — Какой мужчина не заинтересовался бы тобой?
— Но разве я не особенная именно для вас?
— Именно этого я и боюсь, — хмыкнул Кэбот, — и что возмущает меня. И это было бы правильно, если бы это я выбрал тебя, а не другие это сделали за меня. Это был бы я, если бы я надел на тебя ошейник среди рушащихся стен горящего города, или купил бы тебя с прилавка невольничьего рынка в Аре! Было бы в тысячу раз лучше, если бы я случайно нашел тебя в выставочной клетке в Венне, или увидел спускающейся по трапу с пиратской галеры в Порт-Каре, призом, взятым вместе с другими такими же на просторах сверкающей Тассы, или когда тебя, покрытую пузырями солнечных ожогов, прикованную цепью за шею к каравану из тысячи невольниц, подгоняли плетью на одном из караванных путей великой Тахари!
— Возможно, Вы никогда бы не встретили меня, — заметила девушка.
— Несомненно, есть тысячи девушек, столь же особенных для меня, — предположил Кэбот.
— Это верно, что мы — рабыни, — шепнула она, коснувшись своего ошейника.
У Кабота вырвался сердитый звук. Кулак его сжался так, что побелели суставы пальцев.
— Но разве это так важно? — спросила Сесилия. — Какое имеет значение, как именно на мне оказался ваш ошейник?
— Это важно, — буркнул мужчина.
— Неужели Вы не можете просто представить, что нашли меня в сотне других мест в сотне других ситуаций?
— Но я не находил тебя, — развел он руками.
— Но я — по-прежнему та же самая! — заплакала его рабыня.
— Ты была поставлена на мою дорогу интеллектом, которого Ты не можешь себе даже представить, — сказал он.
— И я радуюсь этому, — призналась девушка.
— Это было сделано с целями, которые находятся вне твоего понимания, — проворчал Кэбот.