Киж

– Так, значит, не сдохли, – задумчиво произнес этот таинственный человек, давно привыкший разговаривать сам с собой, а затем, поставив пулемет к левой ноге, щелкнул каблуками (вернее – бухнул друг о друга колодами сапожищ), четко отдал честь и неожиданно звонким, чистым голосом представился: – Гвардии капитан Свербицкий, исполняющий обязанности коменданта базы Форт-Киж. С кем имею честь?

– Я Бедин, а это Филин, мы независимые обозреватели газеты

“Ведомости”, честь тоже имеем, – за двоих довольно нагло представился Феликс, сделал шаг по направлению к аборигену с вытянутой рукой, но тот, как вепрь какой, сиганул, вскинул оружие и передернул затвор.

– Не балуй! Руки на стену!

Бедин пожал плечами и неохотно исполнил идиотское приказание.

Филин, на которого стальной лязг затвора произвел самое отвратительное впечатление, последовал его примеру.

Возбужденный собственным голосом военный распоясался вовсю.

– Шире ноги, сучье отродье! – Он тыкал стволом в спины обозревателей и лупил их сапожищем по ногам.

– Ну ладно, Денис Давыдов, – сквозь зубы прошипел Феликс Бедин, и

Свербицкий, слух которого невероятно обострился в условиях отшельничества, неожиданно уловил его слова.

– Да, – с достоинством сказал он на самое ухо Феликсу. – Денис

Давыдов, и Иван Сусанин, и Минин с Пожарским, вместе взятые. А кому поклоняетесь вы, господа хорошие?

– Золотому тельцу и заповедям сионских мудрецов! – огрызнулся

Бедин, от злости утративший страх. – Мы шпионы Международного валютного фонда.

– Ваши слова, – угрожающе произнес капитан Свербицкий. – А теперь

– предъявите документы.

Но едва рука Бедина сделала движение по направлению к карману, военный дико взвизгнул и выпустил из пулемета такую адскую очередь, что обозреватели почти оглохли и обезумели от страха.

– Не сметь мне руки! Разнесу, к чертовой матери!

Он подошел к обозревателям сзади, ощупал их с ног до головы, обшарил карманы и, не найдя ничего, кроме табачных крошек, удовлетворенно произнес:

– Этого следовало ожидать.

Шаркая кирзовыми ботами, он отошел на некоторое расстояние и торжественно, как по бумажке, заговорил:

– Именем Российской республики. Двадцать восьмого мая сего года на территории военной базы Форт-Киж гвардии капитаном Свербицким были задержаны двое неизвестных, которые представились независимыми обозревателями газеты “Ведомости” Филиным и Бединым. Неизвестные не имели при себе никаких документов, удостоверяющих личность, а также допуска для посещения секретных военных объектов и вели себя крайне подозрительно. Во время предварительного опроса один из них, называющий себя Бединым, прямо заявил, что является агентом

Международного валютного фонда и проник на территорию базы для сбора секретных разведывательных данных.

– Ну это уж, насчет данных, я не говорил! – нашел в себе дерзость возмутиться Бедин, несмотря на то что после пулеметного огня его сердце до сих пор стояло где-то возле горла.

– А посему! – возвысил голос капитан гвардии. – В соответствии с законами военного времени и приказом номер один исполняющего обязанности коменданта военной базы приказываю: признать неизвестных шпионами вражеского государства и предать военно-полевому суду.

После этих слов Филин напрягся и зажмурился так сильно, что зубы его скрипнули и пот хлынул ручьями. Каждая молекула его тела в ужасе сжалась, ожидая неминуемого взрыва, вулкана, испепеления. Бедин скосил глаза в поисках хоть какого-нибудь места, куда можно было отпрыгнуть, нырнуть, перекувырнуться, но с тоскою понял, что это невозможно и бессмысленно. “Богу, что ли, помолиться?” – отчаянно подумал он и так затосковал, словно уже очутился в тесном, затхлом, темном гробу.

– Прошу ознакомиться с содержанием протокола и подписаться: “Я, такой-то, с содержанием ознакомился и согласен”, – через силу завершил речь кровавый капитан. – До выяснения личности вы будете содержаться под стражей на гауптвахте базы Форт-Киж. Вольно.

…Или невольно?

Последние два года были не самыми благоприятными в тридцатилетней истории Форт-Кижа. Предчувствуя скорый крах военного могущества

Родины, начальство поддалось чемоданной апатии и перестало подновлять даже собственный, некогда щегольский штаб, не говоря уже о жилищах офицеров и казармах нижних чинов. А после упразднения базы разруха стала поистине катастрофической.

Половицы коридора, которым дикий офицер гнал захваченных журналистов, частью были разобраны, открывая взору сырые подвальные бездны, частью же иссохли и обветшали до того, что едва не проламывались под ногами. Потолок почернел и покрылся ржавыми пятнами подтеков, штукатурка на стенах растрескалась, вспучилась и осыпалась до того, что местами оголилась кирпичная кладка, и все же здесь чувствовалось тление воинской славы. В начале коридора, возле пустующей “тумбочки” часового, было распластано по стене щегольское алое бархатное знамя с тяжелыми золотыми кистями и надписью “За