Киж

– Да, позавчера ко мне на улице подошел очень неприятный человек в военной форме без знаков различия и сильно ударил меня кулаком по лицу. Он покачивался, но спиртным от него не пахло. А вчера меня покинула жена, не выдержавшая постоянного морального давления и угроз.

Усилием воли я стряхнул с себя чары этого вкрадчивого человека, которого только что готов был придушить, а теперь почти жалел, как безвинную жертву.

– Это еще не значит, что надо наряжаться в рясу, набивать мешки национальными ценностями и вывозить их за рубеж, – отрезал я. -

Несправедливость начальства – не повод для измены подчиненного! Я знаю Гоплинова с младых ногтей, когда он сажал меня на плечи и разрешал заглядывать в стволы орудий. Возможно, он и не очень разносторонний человек, но, несомненно, честный и прямой. А главное

– он патриот и не допустит, чтобы хоть одна фамильная вилка покинула эти стены.

Финист сокрушенно покачал головой.

– Ваша доверчивость граничит с идиотизмом, – сказал он, не в силах скрыть своего застарелого пренебрежения к военщине. – Вы готовы доверять человеку только потому, что так положено, вместо того, чтобы верить своим глазам, потому что так есть.

Сейчас по крайней мере музей принадлежит какому-никакому государству. А кому будет он принадлежать после того, как генерал организует здесь акционерную дивизию закрытого типа? Он распродал уже половину вооружения и боеприпасов по ценам металлолома, сколотив себе одно из крупнейших состояний области, а теперь, пожалуй, загонит и саму землю с ее недрами. Неужели вы думаете, что его остановят сентиментальные рассуждения об историческом наследии?

Сначала он станет удельным князьком (он уже им фактически стал), а затем, нахапавши до отвала, махнет куда-нибудь на райские острова.

История повторяется, мой капитан, но теперь Киж падет не от ударов монгольских сабель, а от клочка бумаги с шестизначной цифрой.

“Зачем я позволяю ему говорить?” – думал я, чувствуя себя в положении человека, которому навязали бой в невыгодных условиях.

Разумеется, мне ни за что не обыграть в словесном поединке этого завзятого спорщика и говоруна, давно сделавшего краснобайство в письменной и устной форме единственным занятием жизни. Моя простая военная голова шла кругом и звенела от чрезмерного напряжения, к тому же я вспомнил утверждение Гоплинова о том, что он собирается основать в Форт-Киже первую в стране частную ракетную дивизию, и клеветническую статью в газете “Ведомости” о том, что военные и гражданские власти вступили в тайный сговор с тем, чтобы передать

Форт-Киж в частную собственность, а затем продать одной из иностранных компаний как обыкновенный земельный участок, поделив при этом огромные суммы взяток, замаскированных под гуманитарную помощь.

Тогда я спорил до хрипоты, отстаивая честность комдива, и даже ударил по щеке лейтенанта-связиста, пересказавшего содержание этой

“утки”. Теперь же, теперь…

– Теперь же вы сами убедились, что правда не всегда бывает такой, как нам приятно ее видеть, – тактично подсказал Бедин. (“Утка” была создана им на основании похищенных протоколов оппозиционного движения “Наследие”, организации, недавно пришедшей к власти и завершившей грандиозную аферу легальным путем.)

При этих словах Феликс едва сдержал стон наслаждения, так как жаркая ручка Глафиры проскользнула к нему в трусы. Капитан удивленно приподнял брови и продолжил чтение.

– Теперь, как и всегда в подобных случаях, я решил руководствоваться не доводами обманчивого рассудка, способного поддаться коварным уговорам предателей, а требованиями инструкции, которые в сложнейших жизненных ситуациях предлагают военному человеку простые, ясные и верные решения. Я достал из кобуры пистолет, взвел его и приказал искусствоведу заложить руки за голову.

– Олег Константинович рассказывал мне об этом случае с ужасом, – пропела Глафира Николаевна с таким натуральным равнодушием, словно поигрывала не жизненным органом человека, а пустым флакончиком дезодоранта. Свободной рукой она дотянулась через стол до капитана и погладила его руку.

– На самом деле я бросила мужа из патриотических соображений, – сказала она.

– Я вывел искусствоведа во двор, куда как раз подкатил перламутровый двухэтажный автобус экскурсантов, и велел убираться вон с этой суверенной российской земли, – завершил капитан чтение главы. – Затем я вежливо, но твердо заявил туристам, что отныне и навеки доступ иностранных граждан на территорию военной базы Форт-Киж запрещается. По лицам, самовольно проникшим в запретную зону, будет открыт огонь на поражение. А когда я взял из рук часового автомат и для убедительности выпустил очередь над головами незваных гостей, их исход превратился в паническое бегство.

Бедин не выдержал и простонал сквозь зубы, вызвав недоумение чтеца, после чего Глафира мгновенно убрала на место свою живую игрушку и застегнула молнию.

– Вы чем-то недовольны? – поинтересовался капитан.

– Напротив, мне очень жаль, что чтение так быстро закончилось.

– В таком случае, я предлагаю после выступления Глафиры