Клад

Она нехорошо засмеялась, и улыбка ее была холодной, мстительной.

Табаров как-то неуклюже посмотрел себе под ноги. «Ничего не забыто, — думал он. — И сейчас выпустила коготки».

— Удивительно! — заламывала она пальцы холеных рук. — Ты совсем не меняешься. Все тот же педант. Подсчитывать драгоценные минутки даже в воскресенье. Каждый шаг обдуман, каждое движение мысли рассчитано. Очень даже эффектно! Эх, Витя, Витя! В кого ты превратился! Оглянись на себя!

— Лида, перестань!

Чуть не сказал: «Что я тебе сделал, чтобы ты так грубо поучала меня на глазах у незнакомых?»

Хорошо, что удержался от возникшей между ними перепалки.

Выпил кофе, а во рту будто яд… Так тебе и надо, Табаров! Дернул черт за язык со своим предложением. Выбирай в другой раз слова, если разговариваешь с женщиной. Той самой, с которой что-то было в прошлом. Все равно что наступил на уснувшую в траве змею. Ясно было одно: эта смазливая дамочка еще не выбросила его из своего сердца. В каких то извилинах мозга горит, теплится надежда.

— Что? Неприятно тебе от моих колкостей? — не унималась Лида. — Переживешь, Табаров. Кожа у тебя толстая! И все же я рада встрече. Если бы не увиделись нынче, в следующем году объявила бы розыск. До того соскучилась по тебе! Ха, ха!.. А у тебя одно на уме — домой торопишься! Молоденькую жену одну в профессорской квартире оставил?

— Ну, насчет этого я перед тобой чист, как стеклышко, Лидок.

— Разве так? До сих пор один?.. Странно. А я-то все думы передумала: отмахнулся от меня ради другой, наврал с три короба. Нет, ты все же очень оригинальный человек, Табаров!

— Не больше, чем другие, — объяснил свои странности Виктор Николаевич.

Женщина настолько удивилась его сообщению о холостяцкой жизни, что эта новость отразилась на ее лице. Брови взмыли вверх, глаза расширились. С минуту она издавала односложные звуки, продолжая смотреть на первого своего мужчину как на музейный экспонат.

— Тогда еще вопрос, если позволишь, — заговорила она чуть слышным голосом, оглядываясь на соседний столик, за которым подозрительно примолкли. — Ты же докторскую давно защитил, почему не подумал о семье? Мы ведь тебе не мешали.

Это «мы» прозвучало вполне определенно, однако не очень тронуло Табарова. Ответил почти так же, как двадцать лет тому назад.

— Наука такая же болезнь, как многие другие. Желание познать что-то неизведанное можно сравнить с любовью к женщине. Если «заболел» нежным чувством, то превратился в раба. Цепи Гименея… Впрочем, ты и прежде не понимала меня, и сейчас рассуждаешь наивно. А я смотрю на эти вещи по-другому… Извини, если излагаю мысль слишком прямолинейно.

Лида не стала оспаривать, знобко повела плечами, будто со стороны неслучайного собеседника повеяло холодом. «Ирония оказалась ширмой… В глубине души эта женщина осталась прежней — чистой, чуткой ко всему на свете, излишне доверчивой и веселой, — думал Табаров. — А красота ее?.. Нисколько не поблекла. Сохранилась девичья фигура и стать. Сейчас она что спелый персик. Наверняка избалована вниманием сильного пола. Муж ее обожает».

— Если хочешь, проведем сегодня вечер вместе.

— Пропадет твой доклад, Виктор! Стоит ли?

— Итак, где тебя найти?

— Кто хорошо ищет, тот найдет, — ответила Скворцова, поигрывая глазами. Встала, щелкнув замком черной сумочки.

Поднявшись на второй этаж, сдав деньги и паспорт служащему, который должен был побеспокоиться о билете, Виктор Николаевич вернулся в свой номер и раскрыл папку, полученную при регистрации. По программе совещания доклад Л. С. Скворцовой предусматривался на третий день. Место жительства было обозначено: Ускен… Работала в геологическом объединении рудного края, кандидат наук…

Виктор Николаевич посвистел, дойдя до этих слов. Подобные новости можно было узнать еще вчера. Лида наверняка слышала о его приезде и, по всей вероятности, ждала, что он ее разыщет. Вот почему говорила с ним в тоне едва скрываемой обиды. Естественная реакция женщины, отвергнутой в пору ее расцвета.