– Пять лет назад ко мне приезжал один человек. Кладоискатель из Сибири, – сказал Британс, когда Зимин, сняв в коридоре мокрый от дождя плащ, сел в кресло.
– Лестнегов? – уточнил Зимин.
– Да. А вы?..
– Я нынче летом впервые услышал о кладе. Был в Пихтовом у друга в гостях – и услышал.
– И тоже решили искать клад?
– Не совсем так. Я историк, мне интересны люди, спрятавшие золото. Но когда этим занимаешься, поневоле начинаешь интересоваться и кладом.
– Понимаю. – Британс кивнул. По выражению его лица было видно: он не поверил такому объяснению. Тем не менее спросил: – Ну и как, нашли что‑нибудь?
– Нашли.
– Серьезно? – Британс посмотрел с неподдельным любопытством.
– Вполне. Восемь с половиной пудов золота.
– Да… – Латыш прикурил сигарету, сделал глубокую затяжку. – Значит, отец был прав: действительно было золото. А я считал… Думал, несерьезно.
– Да нет, оказывается, что очень серьезно. Вам что‑то наверняка известно о пихтовском кладе?
– Какое это теперь имеет значение, если клад найден, – вяло отозвался Британс.
– Не весь. Только пятая, даже, пожалуй шестая часть его. Фамилия Тютрюмовов вам что‑нибудь говорит?
– Говорит.
– А Пушилин?
– Нет.
– Пушилины – до революции известные в Пихтовом купцы. Отец и сын. Именно они в конце девятнадцатого года, при отступлении колчаковцев, спрятали недалеко от железнодорожной станции пятьдесят два пуда золота. Потом взяли себе восемь с половиной пудов. Вот это я считаю найденная часть. А другая, большая, попала к Тютрюмову. Эту, тютрюмовскую, часть как раз по сей день и ищут.
– Почему я вам должен верить, что восемь с половиной пудов найдено? – спросил Британс.
– Да я вас не призываю мне верить. Ваши интерес и выгода: если знаете о золоте, сделать заявление. Не мне, разумеется.
– В чем выгода?
– Укажете местонахождение клада, получите четверть от его стоимости в вознаграждение.
– А если точное место неизвестно?
– Тут уж не знаю.
– Да, это, конечно, наивный вопрос. Ни вы, никто не знает… – Британс вздохнул. – Допустим, у меня есть координаты, по которым можно искать.
– Значит, нужно искать.
– Теперь это сложнее. Теперь я гражданин другой страны.
– Это действительно затрудняет дело.
– Но не исключает моего участия в поисках клада? – Британс посмотрел с надеждой, будто Зимин при желании тотчас мог выписать ему разрешение на поиски золота, спрятанного в далекой таежной глубинке России.
– Думаю, что нет. Была бы охота. В Пихтовом вам даже помогут. И не из корысти – из интереса… Можно спросить?
– Смотря о чем.
– Представьте себе: Тютрюмов летом далекого двадцатого года за полночь узнает о спрятанном в озере золоте от двоих людей…
– Прожогин и Взоров, – назвал фамилии латыш.
– Верно. Секретарь укома Прожогин и белый офицер Взоров. – Зимин кивнул. – Уже через три‑четыре часа после этого они втроем отправляются на становище Сопочная Карга, где Тютрюмов убивает обоих спутников и пропадает с золотом на десять дней. Ваш дед, Раймонд Британс, все это время на виду, никаких контактов со своим командиром иметь не мог. И тем не менее ему каким‑то образом стало известно, где примерно зарыл золото Тютрюмов. Загадка?
– Письмо, – сказал внук заместителя командира Пихтовского чоновского отряда.
– Что письмо? – встрепенулся Зимин.
– В мае тридцать седьмого года деду пришло письмо от Тютрюмова. С новосибирским штемпелем, без обратного адреса. В нем была просьба съездить в Сибирь и забрать то, что спрятано много лет назад.
– Удивительно. Тютрюмов тогда кочевал по тюрьмам и лагерям…
– Вот этого я не знаю. В письме говорится: сам он не может сделать этого, каждый его шаг отслеживается.
От внимания Зимина не ускользнуло, как сказал Британс, – не «в письме говорилось», а в «письме говорится». Существенная деталь. Внук заместителя командира Пихтовского ЧОНа свободно владел русским языком и в настоящем времени мог назвать только реально поныне существующее письмо. Или копию с него.
– Пусть так. Но если Раймонд Британс не знал точного местонахождения тайника, выходит, Тютрюмов писал открытым текстом?
– Нет. Конкретные места он называл описательно. Зашифрованно. Я умолчу, как в письме сказано буквально. Предположим так: «Помнишь место, где мы переезжали Царский водовод и нас вдруг обстреляли, тебе задело пулей щеку? Главное – точка, откуда стреляли». Или: «Помнишь тропу по дороге на Светленькую, где мы около татарского кладбища закопали несколько лошадей? Оттуда – сто метров…» И так далее.
Зимину невольно при этих словах припомнился рассказ пихтовского краеведа Лестнегова о том, как Андрей Британс, сын заместителя командира ЧОНа, незадолго до своей смерти приезжал в Пихтовое, копал где‑то в окрестностях и выкопал три конских скелета; вспомнилось удивление Лестнегова по этому поводу: всего в одном месте раскоп, и сразу – результат.
– Неизвестно, как отнесся ваш дед к письму? – спросил Зимин.
– Он никак не успел отнестись. Ровно через неделю его арестовали. Не из‑за письма.
Зимин хотел было спросить, где сейчас письмо, есть ли еще какие‑то бумаги, касающиеся клада, но воздержался: лишнее сейчас. Задал другой вопрос: