Клад и крест

– Сколько, сколько? – дружно воскликнули Антон и Тёма.

– Говорю вам – девяносто девять! Она – самая старая из петровских жителей. И память у нее – будь здоров, не то что у моей бабки-прабабки. Живая машина времени! Только вот здоровье у нее неважнецкое. Ладно, хватит обжираться. Пошли в дом, пока тетка Анастасия не вернулась и не выгнала нас взашей.

Несколько минут спустя ребята уже сидели на обширной застекленной террасе, за круглым раздвижным столом с гнутыми ножками. Перед ними стояли глиняные кружки с молоком и миски, наполненные до краев сладкой как мед малиной.

– Ешьте, ешьте, ребятушки, – приговаривала хозяйка дома, с улыбкой разглядывая ребят. – Молочко-то парное, от своей коровки.

Ребята черпали малину столовыми ложками, и запивали ее молоком. Заодно они не забывали поглядывать по сторонам. На террасе на деревянных стеллажах стояли множество старых вещей. Особое место среди них занимали три расписных медных самовара удивительной красоты.

Перехватив их взгляды, Клавдия Матвеевна пояснила.

– Мой покойный отец Матвей Иванович, Царство ему Небесное, был большим чаевником. А вот самовар у нас был самый простецкий. И вот однажды Александр Владимирович, последний из князей наших благодетелей, подарил ему сразу три самовара.

Родик не утерпел:

– Наверное, перед бегством за границу? – И, встретив удивленный взгляд хозяйки, пояснил: – Мы слышали, что осенью восемнадцатого года последний из Голицыных одарил многих своих крестьян. Мол, за границу все не увезешь… Но, говорят, дарил самую простую утварь, а все дорогое тайно увез в Париж.

Клавдия Матвеевна нахмурилась.

– Не судите сгоряча, ребятушки. Не берите дурного примера с некоторых скудоумных взрослых, что в Москве из телевизора не вылезают. У них что там, в этом Останкине, общежитие, что ли? Одни и те же в этом самом телевизоре просто днюют и ночуют… Прослышала я, что вы историей нашего Петровского всерьез занялись, – ребята удивленно переглянулись. И это хорошо, потому что нельзя людям без памяти о предках жить. Но судить не торопитесь, что было хорошо, а что было плохо. Господь учит: не судите, да не судимы будете. Нельзя никого осуждать. На то есть суд Божий. А мы за себя должны отвечать, чтоб не грешить…

Я вот почти сто лет прожила, а все равно судить людей не взялась бы. И тем более князя нашего Александра Владимировича, светлая ему память. Хороший был человек, заботился о нас, простолюдинах. Нынешнему начальству так бы о нас позаботиться…

Родик поймал настороженный взгляд Антона, и сразу же постарался перевести разговор на интересующую их тему.

– А что, бабушка, правда, что у князей Голицыных особняк прямо ломился от дорогих вещей?

Клавдия Матвеевна понимающе усмехнулась.

– Так и знала, что про это спросите. Все молодые сейчас на золоте да на деньгах помешаны. А ведь в Евангелии сказано: «Не собирайте себе сокровища на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут. Но собирайте себе сокровища на небе». На небо, в рай-то богатому ох как не просто попасть, потому что сердце его приковано к земле золотыми цепями. Легче верблюду пролезть через иголочное ушко! А Царство Небесное не с деньгами, а с добрыми делами да чистым сердцем люди приходят. Так то, милые, – закончила Клавдия Матвеевна.

– А в народе еще говорят: трудом праведным не наживешь палат каменных, – неожиданно добавил Тёма. – А ведь только возле нашего Петровского этих палат каменных появилось тысячи! И что-то не похоже, чтобы там жили праведники. По крайней мере, так говорит мой отец, подполковник полиции, – а он-то знает, что и как.

Старушка одобрительно кивнула.

– Верно, сынок. На заводы и фабрики нынче мало кто идет, мол, зарплата маленькая, а хотят всего и сразу. Вот и пускаются во все тяжкие ради денег. Но осуждать не берусь – сама по молодости и по дурости много о всяких пустяках думала. Мол, вот разбогатею, и счастье сразу придет. А оно, ребятушки, от денег бежит, словно черт от ладана… Ну да что вам о таком говорить, подрастете – сами поймете.

Да, было в усадьбе вещиц дорогих много, и никому из деревенских ничего из них не перепало. Я в то время еще девчонкой была. Помню, по дурости ждала, что князюшка Александр Владимирович перед отъездом соберет всех нас, девчат, и одарит вещицами своей жены. А у нее одних гребешков до коробочек с безделушками на всю деревню бы хватило! Но нет, не дождались мы барских подарков… А ведь страсть как хотелось!

Старуха опустила седую голову, словно погружаясь в далекие воспоминания, как в темную воду.

– И однажды в холодную ночь, перед самой зимою, ноги сами понесли меня в парк, к княжескому дому. Думала, дай-ка я хоть одним глазочком взгляну, что там творится. Быть может, Александр Владимирович уже уехал, а вещицы княгини взял да оставил. Ну на что ему в бегах-то гребешки, да пузырьки с духами и одеколонами?.. Холодно было, ветрено, первые снежинки в воздухе веяли…

Старуха глубоко задумалась. Родик восторженно подмигнул друзьям – мол, ну я же говорил! Мировая старуха!

– И что же вы увидели, Клавдия Матвеевна? – срывающимся от волнения голосом спросил Антон.