Клад отца Иоанна

Топать по размытой дороге было трудно, и мы шли рядом с ней, по высокой и мокрой траве, местами поднимавшейся выше наших поясов. Что и говорить, когда мы добрались до двух стожков сена, прикрытых сверху старыми кухонными клеенками, то вымокли и перепачкались по-страшному. Начала одолевать усталость, от жары и духоты клонило в сон. Возле сена мы не обнаружили ни тропочек, ни свежих человеческих следов. Лишь кое-где едва виднелись заполненные водой ямочки от копытцев то ли козы, то ли приходившей полакомиться сеном дикой косули. Ливень тщательно смыл, заровнял полегшей травой и бурьяном все знаки и вешки, по которым мы смогли бы установить единственно верный путь, приведший бы нас к людям. Я предложил сделать тут привал.

Пашка согласилась. Мы подошли к ближайшей сосне и сели у ее подножия, припав спинами к шершавому смолистому стволу. Солнце наконец стало садиться, и его лучи весело бегали по нашим влажным лицам, лаская приятным теплом. В полном расслаблении, с закрытыми глазами мы просидели, наверное, не менее получаса. Потом вновь поднялись и решили поискать людей по ближайшим окрестностям, особо не удаляясь от стогов, оставив их на случай, если все-таки нам придется заночевать в этом лесу. Однако долго блуждать нам не пришлось. Пройдя метров пятьдесят в северном направлении, мы увидели несколько небольших прудов, блестевших чистой гладью под тенистыми навесами лозняка. Вокруг белел горячий песок, пестрели островки цветов. Оказавшись на диком пляжике, мы сразу забыли обо всем на свете! Было лишь одно желание - искупаться и почиститься от грязи да от налипшей на наши одежды цветочной пыльцы. Я сразу же стал раздеваться. Пашка же почему-то замялась.

- Ну ты чего? Давай помоемся и постираемся!

- У меня нет купальника... - вздохнула девчонка. - А «ночнушка» стала такой короткой...

- Ладно, давай так сделаем: ты тут купайся, а я в другом пруду буду, вон за теми кустами!

- А подглядывать не будешь? - улыбнулась Пашка стыдливо.

- Нет, конечно! - усмехнулся я.

- Обещаешь?

Я не ответил, а только нежно похлопал по спине.

- Спасибо! - отозвалась она и стала разуваться.

Я отошел к другому водоему, скрытому от первого жидкой стенкой кустов и куги. Разделся до плавок и с удовольствием, даже забыв о ране на голове, нырнул в теплую и зеленоватую, точно остывающий чай, воду лесного прудика. Его наибольшая глубина оказалась чуть выше моего подбородка. Я накупался всласть, выстирал бриджи и футболку, потом снял промокшую повязку и брезгливо зашвырнул ее в кусты. Шишка на голове, похоже, начала опадать, и боль уже почти не беспокоила. Лишь рана пощипывала от попадания на нее воды. Я не спеша оделся в прохладные мокрые одежды и не отходил от воды, пока Пашка не позвала меня. Мы снова сошлись на берегу первого водоема и еще долго простояли возле прудов, пока наша одежда немножко не просохла в лучах заходящего солнца. Когда солнце упало в лес, в чаще сразу же заметно потемнело и посвежело. Искать людей в таких условиях уже было трудно и опасно. Чтобы не сбиться с дороги и не заплутать вновь в лесу, мы вернулись к копнам и стали готовиться к ночлегу. Я сделал в одном стожке неширокую норку для Пашки и более просторный лаз - в другом, для своих более внушительных габаритов. Прошедший день, проведенный на свободе, отнял у нас очень много сил, да и спали мы нормально уже так давно... Поэтому мы не стали дожидаться того, когда вокруг хорошенько стемнеет, быстренько поужинали остатками хлеба и сала и, пожелав друг другу приятных снов, расползлись по своим спаленкам. В глухой чаще тревожно кричала какая-то птица, а комары вышли на свою «кровавую» охоту. Я привалил за собой лаз и уткнулся в сухую, ароматную травяную перину, пропитанную запахами солнца, луга и многолета. И почти сразу же заснул, так и не увидев, как на луг и лес опустилась прозрачная, тощая «воробьиная» ночь...

ПЫРЕЙ ПОЛЗУЧИЙ

Разбудил меня какой-то жучок, забравшийся за пазуху и устроивший танцы в стиле «брейк-данс» прямо на моем животе! Он так лихо отплясывал, что я, поворочавшись с боку на бок, невольно рассмеялся от щекотки и был вынужден выбраться на волю. Быстро стянул с себя футболку. Черно-красная, в полосочку, бестия плюхнулась в траву и бросилась уносить свои ноги, от греха подальше. Я преследовать насекомое не стал, а только почесал живот, на котором все еще противно чувствовались колюче-остренькие лапки жука. На опушке леса было уже совсем светло и тепло. Солнце хоть еще и не поднялось над бором, но обильно пронизывало его своими яркими лучами. Я сладостно потянулся и не спеша надел футболку. Потом аккуратно отряхнулся от прилипших к ногам и голове сухих былинок и отправился в ближайшие кустики. Возвращаясь оттуда, я увидел Пашку. Она сидела на порожке своего травяного домика и печально глядела в землю, при этом нервно теребя какую-то пушистую соломинку.

- Привет! - сказал я весело.

Та в ответ лишь качнула головой. Я опустился рядом и тронул ее за локоть.

- Ты что такая грустная? Аль приснилось что красной девице?

- Угу! - вздохнула Пашка.

- Расскажи.