— Извините, — тут же смутилась Полина, ругая себя за бестактность и легкомыслие. — Так что мы будем делать дальше?
— Перейдем к третьей книге. Говорите, что хорошо знаете французский? Тогда вот, — любезно протянул ей книгу опять подобревший Максим. — Шарль Бодлер. Париж, тысяча восемьсот девяносто пятый год. И давайте так, сейчас с Бодлером покончим и съездим куда-нибудь пообедаем, — взглянув на часы, предложил Максим.
— А может, дома что-нибудь приготовим? Ирина Григорьевна вчера привезла продукты, овощи еще остались, можно салат сделать.
— Вы умеете готовить? Потому что из меня кулинар никакой. Если только на подхвате.
— Деликатесов не обещаю, но что-нибудь сообразим, — улыбнулась Полина. — Итак, страница?
— Восемнадцатая. Строка пятая, тринадцатая, четырнадцатая, пятнадцатая.
— Ta mémoire, pareille aux fables incertaines. «Ваша память как неопределенные басни». Какая-то чепуха. — Полина нахмурилась и пришла к неутешительному выводу — осмысленно переводить поэзию она не в состоянии. — Знаете, будет лучше, если мы просто наберем в Яндексе это стихотворение Бодлера на русском и отсчитаем нужные строчки. — Она достала свой смартфон и быстренько набрала искомое. — Ну вот. «Пусть память о тебе назойливо гремит». В этом хоть какой-то смысл есть.
— В этом есть. Но вдруг художественный перевод искажает смысл зашифрованного послания? Я запишу и то и другое на всякий случай, — решил Максим.
— Если исходить из литературного перевода, выходит, речь идет о каком-то важном историческом событии или личности. Вы как думаете?
— Пока не знаю. Давайте дальше, — поторопил ее Максим.
— Ладно.
Foules d'un pied léger et d'un regard serein.
Les stupides mortels qui t’ont jugée amère,
Statue aux yeux de jais, grand ange au front d’airain! –
с выражением прочла Полина. — Мне надо проверить несколько слов. Ага, вот. Примерно так. «Толпы легкой ноги и безмятежный вид, Глупые смертные, которые судили тебя горько, статуя с глазами струи, ангел со лбом медным». Гм. Речь определенно о памятнике, думаю, стоит сравнить с художественным переводом.
Глумясь над смертными, ты попираешь свет
И взором яшмовым и легкою стопою
Гигантским ангелом, воздвигшись над толпою!
— Да, так, пожалуй, лучше, — согласился с улыбкой Максим. — Значит, имя гремит и над толпою он воздвигается. Не конкретно. Давайте дальше, закончим с Бодлером быстренько, а потом обедать, — погладив себя по животу, предложил Максим. — Кушать очень хочется.
— Хорошо. Следующая строчка.
— Страница тридцать пять, строка четвертая.
— А здесь обведено чернилами одно слово, — показала Максиму страницу Полина. — Думаете, это случайно?
— Нет. Я неправильно вам продиктовал, тут рядом со строкой стоит в скобках цифра восемь. Я думал, это тоже строка, запасная, что ли, или дублер. Посчитайте слова в строке.
— Обведено восьмое слово.
— И что это?
— Ténébreux. Это редкое слово, сейчас посмотрим, что оно значит. Мрачный, померкший. А тут еще и в заглавии есть обведенное слово. Crepuscule — сумерки. Максим, в конце стихотворения кто-то приписал Obscurite — потемки. Нам зачем-то подобрали три синонима?
— Да. И я могу ошибаться, но третье написанное чернилами слово решающее. Человек, который составил эту шараду, боялся, что мы не догадаемся, — с просветленным выражением лица сообщил Максим.
— А мы догадались?
— Послушайте, Полина. Памятник, над толпой. Память о нем назойливо гремит. А дальше: сумерки, меркнущий, потемки. Ну?
— На светлейшего князя намекаете? — сообразила девушка.
— Именно! Вы молодец. А где у нас имеются памятники князю?
— Я знаю только один. И не памятник, а часть памятника. Он сидит у ног Екатерины Второй в Екатерининском саду возле Малого театра.
— Именно. Я, конечно, сейчас проверю в Гугле, есть еще памятники Потемкину или нет. Но думаю, что, по крайней мере, в Петербурге он единственный. — Максим задал нужный вопрос и мгновенно получил ожидаемый ответ. До чего же современные технологии облегчают поиски сокровищ, в старые добрые доинтернетные времена они бы с Полиной набегались по библиотекам. — Ну что ж, по крайней мере одну загадку мы разгадали! — радостно констатировал он. — А теперь вперед на кухню.
— Максим, переверните мясо, у меня руки заняты.
— А чем? Вилкой можно?
— Нет, испортите сковороду. И как только перевернете, заливайте соус, — распоряжалась Полина.
— Ой, а может, лучше вы? — пританцовывая вокруг сковороды с растерянным лицом и лопаткой наперевес, жалобно предложил Максим.
— Смелее. Сковорода не кусается. Самое страшное, что может случиться, — вы уроните мясо на пол. Ну, так мы его поднимем, сполоснем и обратно на сковородку, — подбодрила его Полина.
— Что здесь происходит? — раздался у них за спиной чей-то злобный визгливый голос. — Что это за тварь распоряжается на моей кухне?