— Вы что, правда ее боитесь? — с удивлением взглянула ему в глаза Полина. Вот это был сюрприз. Богатый, успешный, симпатичный, умный, образованный мужчина, такой, о каком мечтает почти каждая девица в городе, боится собственной жены. Чувствует себя неуверенным и уязвимым? Невероятно. А она-то думала, что такие, как он, абсолютно и непоколебимо в себе уверены, непрошибаемы, бесчувственны, не ценят людей, ничего не боятся и не способны на глубокие чувства. В общем, бесчувственные, бездушные, толстокожие носороги, мчащиеся по жизни, как по саванне, сметая все и всех на своем пути. Выходит, она ошибалась. Жизнь оказалась глубже и разностороннее.
— Идите, не бойтесь, — подтолкнула его Полина. — Если что, я вас выручу. — И она неожиданно для самой себя подмигнула.
В конце концов, до устройства в районную библиотеку и маминой слепоты Полина вела нормальную полноценную жизнь, хотя и забыла уже об этом. Встречалась с парнями, ходила на свидания и тусовки, просто все это ушло куда-то далеко, словно осталось в другой жизни, и вся она под влиянием обстоятельств сдалась, скукожилась, потеряла веру в себя. Да вообще себя потеряла. А может, пора уже встряхнуться и взять свою жизнь в свои руки, и вынырнуть из вязкого болота повседневной рутины и тоскливых библиотечных будней в окружении пятидесятилетних баб и маминых капризов?
Пока Полина размышляла о собственной судьбе, Максим набрался смелости, оторвался от кухонного стола и направился вслед за Анькой в спальню.
Случившееся в спальне неожиданностью для Максима не стало. Едва он переступил порог, как Анька, успевшая снять куртку, накинулась на него с жаркими объятиями и страстными поцелуями.
— Максим, — шептала она ему в ухо жарким обжигающим шепотом, — я люблю тебя. Люблю! Я не могу без тебя, никак не могу. Я виновата. Я очень виновата. Но это было помрачение, минутная слабость, все прошло и больше не повторится. Я люблю тебя, только тебя! Я знаю, и ты, ты тоже меня любишь, я чувствую, нам нельзя расставаться. Никак нельзя!
Эти заранее продуманные фальшивые слова перемежались поцелуями. Сначала короткими, резкими, потом долгими и тягучими. Она целовала его в губы так, словно хотела слиться с ним в единое целое, чтобы уже никогда не разделяться. Целовала шею, грудь, рубашка куда-то подевалась. Ее руки ласкали именно там, где надо, и от этих похожих на путы прикосновений Максим таял, словно воск, с трудом хватаясь за спасительную мысль о ее измене.
— Прости меня, любимый, прости, забудем все, начнем сначала. Я люблю тебя! — нудила свое Анька, не забывая о ласках и поцелуях, которые становились все откровеннее, все жарче, и Максим стал поддаваться, отвечать на поцелуи, против воли, стыдясь себя, не желая сдаваться и чувствуя, что теряет контроль. «Бремя страстей человеческих», — крутилось в его голове. Бремя страстей человеческих…
«Полина! Полина! — вспомнил вдруг Максим и словно увидел перед собой в алом жару Анькиной страсти тоненький спасительный серебристый лучик, будто рассекший обволакивающее удушающее покрывало, сплетенное Анькиным шепотом и объятиями. — Полина, спаси меня!» И случилось чудо.
Максим только так и мог об этом думать. Чудо.
— Максим, что это значит? — сквозь жаркий шепот, рассекая его плотную душную завесу, прорвался чистый, свежий как глоток горного воздуха, звонкий серебряный голос.
— Полина! — рванулся к своей спасительнице Максим.
Полина стояла в дверях спальни — тонкая, серебристо-голубая — и смотрела на них холодным как лед величественным взглядом. Максиму она даже показалась выше ростом. Она представилась ему светлым ангелом, посланцем воинства небесного, снизошедшим на землю ради его спасения. Его радость была так безгранична, что впору было прослезиться.
— Ты что, не видишь, что мешаешь нам? Убирайся! — вынырнула из-за Максима раскрасневшаяся, с опухшими от поцелуев губами Анька.
Она, оказывается, успела уже скинуть с себя и майку и бюстгальтер и теперь красовалась растрепанная и полуголая. Максим очень испугался, что Полина ее послушается.
Но та лишь взглянула на нее вскользь, как на незначительную мелочь, и протянула Максиму руку.
— Пойдем обедать, я уже на стол накрыла. — А когда Максим, ухватившись за тонкую прохладную ладонь, вырвался из Анькиных объятий, Полина неожиданно обняла его, легко обвив руками шею, и поцеловала в губы, и Максим то ли от неожиданности, то ли потому, что минуту назад пережил сильный стресс и был совершенно беззащитен, вдруг поплыл. Обхватил ее обеими ручищами, так что у нее едва ребра не захрустели, и впился таким поцелуем, какими даже Аньку никогда не целовал. Да и вообще никого и никогда.
Глава 23