Клад последних Романовых

Или нет? Служил в то время среди прочих достойных борцов за светлое будущее в Свердловском ГПУ некто Демьян Григорьевич Будников. Рядовой боец. Рядовой по званию, но отличавшийся пытливым умом, высокими амбициями и, чего уж скрывать, алчностью. Все эти качества были причиной повышенного внимания, кое проявил Демьян Григорьевич к расследуемому соратниками чекистами делу. И не напрасно…

Глава 16

10 июня 2018 г. Санкт-Петербург

— Полиночка, вам сегодня не к метро? Нет? Ну, тогда до свидания, до понедельника, — перехватывая поудобнее авоськи, попрощались с ней Антонина Ивановна и Инна Яковлевна, и, о чем-то увлеченно переговариваясь, обе матроны двинулись в сторону остановки, а Полина, оставшись одна, грустно огляделась по сторонам.

Сегодня суббота, а ей, как, впрочем, и всегда, из всех развлечений остаются лишь магазин и аптека. А как бы ей хотелось весело провести вечер или пережить какое-нибудь приключение! Желательно, конечно, романтическое, но подойдет и любое другое. Лишь бы не эта рутинная тоска. Полина тяжело и протяжно вздохнула и печально побрела домой. К маме.

Глаза у Полины заволокло наворачивающимися слезами. Очертания окрестностей стали расплываться, и от этого бесформенного, расплывающегося пейзажа вдруг отделилась человеческая фигура в темном и направилась к Полине.

Девушка усиленно заморгала, пытаясь разглядеть, кто бы это мог быть. К Полине приближался потомок Аглаи Игоревны Болотниковой, как бишь его там? Михаил, кажется?

— Добрый вечер, девушка. Вы меня, наверное, помните. Я заходил сегодня по поводу своей бабушки и подаренных ею книг, — напомнил мужчина.

Теперь Полина его не испугалась. Во-первых, он, кажется, не собирался отбирать у библиотеки подаренные ей книги, а во-вторых, Полине сейчас было не до книг.

— Да, помню, — коротко и не очень любезно отозвалась Полина, поглощенная собственными страданиями.

— Вы не могли бы уделить мне несколько минут? — глядя на какую-то растерянную и несколько нервную библиотекаршу, спросил Максим. — Я вас надолго не задержу.

Больше всего Полине хотелось сказать, что она не может, но наследник был очень вежлив, а она слишком слабохарактерна, вот так вот взять и отказать человеку в лоб в пустячной просьбе у нее не получалось. А потому она обреченно кивнула.

— Конечно. Слушаю вас.

— Может, присядем? — Разговаривать, стоя на крыльце, о вещах, которые Максим еще ни с кем толком не обсуждал, было неловко. Он вообще не понимал, с чего ему вдруг пришло в голову поделиться своей трагедией с посторонней девицей, не отличающейся излишней теплотой, не склонной к проявлению обычных бабских эмоций, да и вообще, мало располагающей. Да и смысл подобных откровений был, честно говоря, сомнителен. Что он надеялся услышать от нее: что одна из сотрудниц библиотеки была бабушкиной внебрачной дочерью, которую она бросила в младенчестве на пороге детского дома, а на смертном одре вдруг вспомнила о ней и, чтобы замолить грехи юности, решила осчастливить десятком подаренных библиотеке книг? Бред. Но на разговор Максима тянуло, и он решил не сопротивляться зову сердца. В конце концов, он эту библиотекаршу никогда в жизни больше не увидит, а с такими людьми откровенность иногда дается легче. А еще ему страшно хотелось излить душу хоть кому-то, признаваться себе в подобной слабости было стыдно, но дела обстояли именно так. И Максим, настроившийся излить ее именно стальной библиотекарше, повлек ее к машине.

Наверное, в обычном состоянии души Полина не позволила бы малознакомому мужчине усадить себя в машину, кто знает, может, он маньяк, сколько случаев по городу! Но сегодня она была невероятно подавлена, и мозговая деятельность ее тоже была подавлена. Копившиеся месяцами разочарование, обида, горечь и неудовлетворенность вдруг неожиданно выплеснулись наружу, и Полина никак не могла обрести прежнее душевное спокойствие, пусть вялое, апатичное, но все же спокойствие. А потому, полностью поглощенная внутренними переживаниями, она послушно села куда посадили.

Время шло, потомок Болотниковой молчал, молчал так упорно, что даже Полина очнулась и вопросительно взглянула на него.

Они сидели в машине, и стальная библиотекарша никак не желала помочь Максиму начать откровенный разговор. Сидела как истукан и смотрела в лобовое стекло. Ужас! От такого нечеловеческого бесчувствия у Максима язык к небу прилип. Надо сказать, впервые в жизни. И неизвестно, чем бы закончились их посиделки, если бы она не потеряла терпение и не взглянула на него требовательным, холодным взглядом.